Истина стоит жизни

Сельскохозяйственная колония расширялась: было решено принимать в нее сингалезов, коренное население Цейлона. Сначала положение сингалезов в колонии было таким же, как и европейцев, и даже более того, им помогали, учили их новым методам земледелия, прививали навыки западной культуры… Но постепенно просветительский пыл остывал, нашлись люди, которые не прочь были заставить скромных, безропотных бедняков-сингалезов поработать на себя в благодарность за оказанные когда-то услуги. Началось быстрое расслоение, богатевшие уже не хотели делить доходы на всю общину. Из дружной семьи, единой по своим идеалам, колония неотвратимо превращалась в обычную ячейку того милого общества, где человек человеку волк… Бейкер понял, что дела не поправишь, и на седьмом году существования своей знаменитой колонии вернулся в Англию, оставив своих бывших единомышленников догрызать друг друга в борьбе за земные выгоды.

Сломленная трудностями жизни на тропическом Цейлоне, умерла жена Бейкера, оставив ему четверых детей. Исполненный печальных воспоминаний, Бейкер поручил потомство попечению родни, а сам отправился в новые странствия. Он посетил Константинополь, княжества Валахия и Молдова. Там он нашел, наконец, себе занятие по душе: возглавил строительство железной дороги Дунай — Черное море, предпринятое международной компанией. Построив дорогу, он женился на дочери одного из акционеров, венгерского помещика, — Флоренции фон Сасс и в 1860 году отправился с молодой женой в путешествие по Малой Азии, а потом в Африку, «Бродяжий дух у меня в крови, — написал он своей сестре в родной Бристоль. — Магнитная стрелка моего жизненного компаса повернулась к Центральной Африке…»

Бейкер поставил перед собой ту же цель, которой до него воодушевлялись десятки других исследователей: он решил добраться до истоков Нила, двигаясь вверх по реке. Он полагал, что эта задача, оказавшаяся непосильной для стольких путешественников, будет ему по плечу. Для такого самонадеянного предположения у Бейкера, однако, были основания: он обладал слоновьим здоровьем, верблюжьей выносливостью, несгибаемой волей и многолетним опытом жизни, работы и походов в жарких странах. В Александрии и Хартуме на его собственные средства уже готовились корабли и припасы для его экспедиции, а пока, чтобы подготовиться к путешествию по африканским дебрям, он решил поохотиться на притоках Голубого Нила и Атбары, заодно пополнив географические сведения об этом районе, не раз уже посещавшемся европейцами…

Тут-то его и настигло послание из Королевского географического общества, призывавшее его срочно отправиться вверх по Белому Нилу на поиски пропавшей экспедиции капитана Спика.

ГЛАВА X

Над дорогами Буганды вздымались облака пыли, глухо и дробно стучал копытами скот, звонко шлепали голыми подошвами люди… Это были именно дороги, а не тропы, какими довольствовались путники во всех других странах внутренней Африки. Правда, ездить на повозках и здесь пока еще никто не догадывался, но и пешего движения оказывалось достаточно, чтобы проложить широкие, в несколько ярдов, твердо утоптанные ленты, тянущиеся со всех концов к одной цели — селению на северном берегу Ньянцы, где находилась резиденция кабаки. Туда сгоняли стада коров и коз для пропитания царского двора и для раздачи придворным за верную службу, туда направлялись колонны пленников, захваченных в битвах на западных и северных границах, — пленники тоже предназначались для одаривания угодных вельмож, туда же спешили отряды вооруженных пиками солдат, которым предстояло, получив приказ кабаки, отправиться на новые войны, что велись почти беспрерывно ради захвата земель и разной добычи или просто для острастки более слабых соседних государей.

Все удивляло в этой стране. Скалистые гряды невысоких гор, снижающиеся на восток, к Ньянце, как зубья гигантского гребня, разделялись межгорными долинами с непременным болотом посередине или, где уклон круче, веселым ручейком, журчащим в заросших мимозой и папирусом берегах. Через ручьи были перекинуты мосты из толстых отесанных бревен, — роскошь, не известная ни в Уджиджи, ни в Уньямвези, ни даже в соседней Карагуэ, где всякую воду глубиной до подбородка преодолевали вброд, а глубже — вплавь или на лодке. На сотни ярдов тянулись тростниковые изгороди опрятных деревень. Хижины, построенные из тростника, отличались большими размерами, совершенными формами и невиданной в Африке тщательностью отделки: их соломенные крыши были искусно подстрижены и уложены соломинка к соломинке — не хуже, чем прическа лондонской модницы… Где-нибудь поблизости от жилья, в густой тени деревьев, виднелись круглые беседки, подобные европейским, только люди, проводившие в них за трубкой свой досуг, сидели не на скамьях, а на земле.