Истина стоит жизни

— Мганда сначала поколебался, — продолжал старый Нгамбези свой рассказ, — отвечая виру, что над ними властвует правитель Уньоро, но, наконец, уступил настояниям народа и согласился. Узнав его имя, люди сказали: «Пускай же теперь страна между Кивирой и Катангой носит твое имя, а ты будешь называться Кимера». Царь Кимера стоял с копьем в руке, а подле него сидели его жена и его собака; их следы отпечатались на камне, и каждый может увидеть эти следы на скале в долине Катонги. Слух об избрании нового царя достиг правителя Уньоро, но он только ухмыльнулся высокомерно: «Пусть бедняга попробует прокормиться, если сумеет, а скорее всего он там умрет с голоду». Но Кимера и его потомки не умерли с голоду, а, напротив, умножили свои богатства и расширили границы Буганды, присоединив к ней земли между Катангой и Кагерой, а потом стали теснить и самого правителя Уньоро. После Кимеры царствовал Маханда, потом Катереза, за ним Чабаго, Симакокиро, Каманая и мой брат Сунна, а теперь вступил на царство мой племянник Мтеза.

— Когда Кимера сделался кабакой, он стал гордым и властным. Он завел себе много жен и окружил себя преданными людьми — бакунгу, или царскими слугами, и поручил каждому особое дело: одному командовать войском, другому быть придворным цирюльником, третьему поваром; были назначены также начальники провинций, командующий флотом — в заливах Ньянцы у нас много больших судов, два палача — один чтобы казнить высокопоставленных лиц, другой — мелкоту, а правосудие творить может только кабака собственной персоной. Есть при царском дворе мкунгу[25], ведающий запасами, есть начальник дворцовой стражи, есть смотритель гарема и сотни других более мелких бакунгу. Все это было заведено Кимерой, и так оно остается до сих пор…

Спику опять подумалось, что где-то когда-то он уже слышал нечто подобное. В детских сказках? На уроках истории в школе?..

— Кимера хотел во всем превосходить правителей других стран, — продолжал между тем Нгамбези. — Он застроил свою усадьбу самыми большими и красивыми хижинами, собрал самый большой гарем, и его бакунгу должны были одеваться красивей всех в Африке. Из конца в конец страны были прорублены сквозь заросли широкие дороги и через ручьи переброшены мосты.

— Бакунгу очень благодарили своего кабаку и были очень горды новым положением: еще бы, раньше они, как и все вира, считались рабами своего правителя, и не разгибать бы им спины на полях от рождения до самой смерти, а теперь они стали богатыми людьми и царскими приближенными и сами владели рабами. Когда Кимера умер, они схоронили его с великими почестями. Его ближайшему мкунгу было поручено высушить тело на доске, положенной на края огромного пустого глиняного горшка, под которым непрерывно поддерживался огонь. Высушенное тело поместили в могилу, а для ее охраны приставили того самого любимого мкунгу покойного и нескольких царских жен, которые построили себе хижины у места погребения, развели огороды и жили там, лишенные права служить новому кабаке и даже видеть его.

— Зато все другие бакунгу должны верно служить новому правителю и находиться подле него как можно дольше, даже если их поместья расположены далеко от столицы. Нерадивые лишаются своих земель, своих жен и всякого имущества, и все это передается тем, кто своим усердием докажет, что он достойнее их. За всякую провинность, как, например, неопрятность в одежде или мелкое нарушение распорядка, налагается выкуп скотом, птицей или украшениями или же наказание прутьями. Всякое проявление царского внимания считается за счастье, будь то щедрое пожалование или строгое взыскание, и поэтому каждый, получивший порку или штраф, должен благодарить царя согласно форме и со всем возможным рвением, ибо порка, исправляющая нерадивого, не есть ли подлинное для него благодеяние?

«То ли издевается он над порядками этой славной династии, то ли действительно сознание этих людей так искалечено деспотизмом?» — думал озадаченный Спик. Но лицо старика не давало ответа на этот вопрос, и лишь изредка лукавый огонек в проницательном, старчески бесстрастном взгляде позволял догадываться, что старик знает больше, чем говорит.

— Благодарность кабаке приносится так, — продолжал Нгамбези, — благодарящий ложится животом на землю и извивается всем туловищем, стремясь к тому, чтобы движения его ног походили на виляние собачьего хвоста. Потом вскакивает, хватает палку — при пике с наконечником к правителю приближаться нельзя — и делает вид, будто нападает на кабаку, а сам при этом выкрикивает клятвы верности своему повелителю. За малую милость высокое лицо может принести благодарность по упрощенной форме: стать на колени и несколько раз развести в стороны руками, повторяя при этом «нянзиг»[26] и другие приличествующие слова. Тот, кто нарушит правила благодарения или других церемоний, тут же бывает наказан. За церемониями почти не остается времени для дел, зато царская казна все время пополняется штрафами за ошибки, а селяне в поместьях бакунгу никогда не страдают от безделья.