Истина стоит жизни

Многочисленная придворная челядь выстроилась шпалерами на всем пути до входа в резиденцию. Бакунгу были разодеты в длинные, ниже колен, тоги из мбугу чрезвычайно тонкой выделки, напоминавшей лучшие сорта рубчатого плиса, изящно ниспадающие тонкими складками, а поверх этих тог — в накидки из шкурок маленькой антилопы, сшитых так аккуратно и тонко, что лучше не мог бы сделать самый искусный лондонский скорняк. Голые руки, шеи и щиколотки придворных были увешаны талисманами из дерева или маленькими рожками с магическим порошком, державшимися на тесьме, отделанной змеиной кожей. На головах у них были надеты сплетенные из веревки тюрбаны, отделанные клыками дикого кабана, семенами растений, бусами и ракушками. Спик в своей полувоенной паре и потрепанной широкополой шляпе выглядел по сравнению с ними чуть ли не оборванцем.

Но вот и ворота, высокие, двустворчатые, крепко сколоченные из толстых, прямых, гладко выструганных брусьев. На воротах подвешены железные колокола: когда стража распахивает створки, звон разносится по всей резиденции, возвещая о чьем-то прибытии… Изгороди из стеблей тигровой травы, такие же, как внешняя ограда, только немного пониже, окружали группы красивых и опрятных хижин, образуя прямую широкую улицу. В большей части хижин жили молодые женщины — жены царя Мтезы, которых у него было более четырехсот. Женщины стояли у дверей своих жилищ небольшими тесными группами, с любопытством рассматривая диковинную процессию, но никто из бакунгу, принимавших в ней участие, не поворачивал головы в их сторону, боясь быть уличенным в страшном преступлении: глазеть на царскую жену строжайше запрещено. За главными воротами последовали вторые, затем третьи, и на каждых звенели железные колокола — никто не мог приблизиться к кабаке украдкой, не возбудив внимания стражи!

Вот, наконец, обширный внутренний двор. Важные, пышно одетые вельможи, отделившись от толпы бакунгу всяких рангов, выступают навстречу заморскому гостю и приветствуют его… Все взоры устремлены на Спика. А у него глаза разбегаются от обилия удивительных фигур, смешения красок, странной, невиданной суеты… Вот пожилой мкунгу, неловкий, по всей видимости провинциал, ведет на веревке корову и двух коз, вот другой таким же образом тянет за собой связанных вереницей почти голых рабов, ходят люди с петухами и курами в руках — все это, очевидно, предназначено в дар кабаке или в уплату за провинность. Быстроногие гонцы в веревочных тюрбанах разносят приказы, не смея бежать не в полную силу; они придерживают рукой короткие до колен передники из козьих шкур, чтобы не обнаружить невзначай свои голые бедра, ибо это также влечет за собой суровое наказание. В Буганде никто не имеет права носить одежду длинней, чем ему полагается по сану: для важных бакунгу — почти до земли, а для простонародья — на четверть выше колен. Но горе тому, кто нарушит приличия: за появление перед бакунгу в непристойном виде простолюдину грозит тяжелый штраф, а нескромность перед самим царем может стоить жизни…

Перед огромным, не менее тридцати футов высотой соломенным дворцом копновидной формы, с широким порталом о пяти колоннах из пальмовых стволов, на земле сидели, поджав ноги, по одну сторону не менее двухсот бакунгу, а по другую — столько же молодых женщин, одетых в такие же, как у мужчин, длинные тоги из мбугу. За широким проемом портала располагался большой вестибюль, отделенный от внутренних помещений дворца высокой перегородкой из тигровой травы. В глубине вестибюля стоял большой прямоугольный ящик, чуть покороче обычного дивана, покрытый куском красной ткани.

Спика остановили в двадцати шагах от дворца. Англичанин, велев слуге подать свой раскладной железный стул, сел посередине между двумя группами — царских слуг и царских жен. Бакунгу испуганно загалдели: сидеть перед дворцом кабаки можно было только на земле. Но Спик, к ужасу всех присутствующих, и не подумал встать со стула, да вдобавок еще принялся без церемоний разглядывать собранных здесь в таком большом числе представительниц царского гарема.

Минут двадцать ничего не происходило. Солнце нещадно пекло, и Спик, обливаясь потом, велел слуге раскрыть над собой широкий полотняный зонт. Бакунгу снова заговорили испуганно, Спик не обращал внимания.

Прошло еще четверть часа, никто не появлялся. Спик поднялся со стула и сказал окружавшим его бакунгу:

— Высокие принцы моей страны не привыкли ожидать приема. Ваш царь, по-видимому, не готов меня принять, и поэтому я ухожу.

С этими словами он направился со двора, подав знак своим людям следовать за ним.

Бакунгу в панике забегали, пытаясь преградить ему дорогу, но возмущенный принц повелительным жестом отстранил их и продолжал свой путь прочь от дворца.