Несмотря на всю многоопытность и изворотливость Петрика, дела его складывались пока что не особенно благоприятно. Европейцы ему явно не доверяли, арабы и подавно, и все вместе, послушав его слова, с любопытством ожидали, каковы же будут дела новоиспеченного консула. С Бахр-эль-Газаля приходили запросы: на зарибах накопилось много невольников, как с ними поступить? И в то же время надо было готовить экспедицию для встречи Спика в Гондокоро.
Когда у супругов Петрик заходил разговор о предстоящей экспедиции, консул замечал в малютке Эллен необъяснимые превращения. То она вдруг необычайно оживлялась, горячо убеждала мужа поторопиться со сборами, как можно лучше подготовить экспедицию, снабдить ее самыми лучшими припасами, и с непонятной дрожью в голосе заявляла, что сама проверит каждый мешок продовольствия; то, напротив, становилась совершенно безучастной и недоуменно спрашивала Петрика, что ему за охота возиться с экспедицией, которой назначена подсобная роль, когда он мог бы путешествовать самостоятельно, решая свои собственные географические задачи, — чем он хуже какого-то Спика, который считает, что весь мир должен обслуживать его одного?
Супруги были согласны в том, что Эллен примет участие в экспедиции: она утверждала, что ее долг находиться рядом с мужем и делить с ним все тяготы его героической жизни. И хотя консул повторял, что не хотел бы подвергать ее нежный организм тяжким испытаниям, он особенно не противился, так как считал одинокое пребывание Эллен в хартумском обществе небезопасным для их супружеского счастья. Эллен, случалось, заявляла со свойственной женщинам непоследовательностью, что никуда не поедет, но вскоре же возвращалась к решению не отставать от своего мужа в его отважных странствиях. После разговоров на эти темы Эллен то вдруг удивляла мужа небывалой, преувеличенной нежностью, то, наоборот, запиралась в своей комнате и подолгу не желала его видеть. Непостижимый народ эти женщины!
Срок встречи в Гондокоро был уже совсем близок, а экспедиция Петрика не была готова и наполовину. Петрик не особенно волновался: хорошо зная Африку, он предвидел, что Спик надолго запоздает. На всякий же случай осенью 1861 года он отправил на юг своего приказчика Абд-иль-Маджида на двух дахабиях с тридцатью людьми и грузом провианта, одежды и хинина.
Дахабии Маджида были вооружены пушками. Эта предосторожность не была излишней, так как племена южного Судана, особенно динка, привычные к тому, что европейцы и арабы наезжают к ним единственно с целью грабежа и захвата невольников, частенько не ждали нападения, а сами нападали на движущиеся вверх по Нилу отряды. И действительно, отряд Маджида недалеко от Гондокоро подвергся нападению. Но его пушка, ядро которой случайно попало в дерево и вырвало его с корнем, повергла нилотов в суеверный ужас, и они разбежались. Слух об этом происшествии в различных версиях широко разнесся по всей Центральной Африке… Прибыв в Гондокоро в декабре 1861 года, Маджид оставил там припасы, послал своему господину известие, что Спик еще не прибыл, а сам отправился на запад по коммерческим делам.
Тем временем Петрик вел переписку с Королевским географическим обществом. За время его отсутствия, сообщал он, условия в Судане сильно изменились. Племена, которые раньше охотно отдавали слоновые бивни за пару связок фаянсовых бус, теперь развратились настолько, что не принимают в обмен на слоновую кость ничего другого, кроме коров — основы своего пропитания. Чтобы закупить бивни, купцам приходится добывать скот. Петрик умалчивал о способе его добывания: вооруженных нападениях на мирные племена, угоне скота и захвате пленных, причем скот действительно выменивался у других племен на слоновую кость, а пленники сбывались на невольничьем рынке. Вследствие таких-то перемен все припасы сильно вздорожали, и одной тысячей фунтов стерлингов, первоначально отпущенной на нужды экспедиции, никак не обойтись; необходимо прибавить по крайней мере столько же… Джон Петрик не собирался вкладывать собственные деньги в экспедицию, которая служила посторонним целям. Скорее он был склонен поступить наоборот: вложить чужие средства и постараться использовать путешествие в собственных целях…
Наконец, 28 марта 1862 года из Хартума выступила экспедиция, охарактеризованная английскими газетами как самая крупная из всех, когда-либо снаряжавшихся отдельным лицом. В ее состав входило четыре больших одномачтовых парусника и два менее крупных судна, на которых, кроме всевозможных грузов, разместилось более сотни стрелков — собственных солдат купца Джона Петрика. На торжественные проводы явилось все высшее общество Хартума во главе с губернатором египетского правительства и консулами европейских держав. Звучали речи, музыка и залпы. Но в душе у Джона Петрика не было торжества…