Истина существует. Жизнь Андрея Зализняка в рассказах ее участников

ААЗ: Про Мейе. Это замечательная история. Антуан Мейе, великий… В этой истории, собственно, два эпизода про Антуана Мейе. Мейе — великий французский лингвист, отец, прародитель целой плеяды великих французских лингвистов последующих. Знаменитейший автор работ по десяткам языков. Первоклассных грамматик. Лучшее его описание — это очень краткая характеристика германских языков в целом, замечательная. А началось все с того, что… Ну хорошо, историю рассказывать, так рассказывать. Придется отодвинуться в Париж и рассказать о моих занятиях у великого Рену. Луи Рену, величайший санскритолог, почитаемый в Индии. Из Индии приезжают люди, чтобы учиться в Париже настоящей индийскости! Ну, приезжали: его уже нет в живых. Я имел счастье — это я абсолютно точно говорю — у него поучиться год, год слушать его занятия по санскриту. Но не буду рассказывать, как это было замечательно, это нас далеко заведет. Но рассказываю я ради того, чтобы его линию, его общий облик… Он был человек смущающийся. Контакты его затрудняли и смущали, поэтому он входил и всегда смотрел в землю. И все, что он говорил, самое замечательное, — он говорил полу. Но говорил изумительно: французская ясность, безупречность, не говоря уж о том, что санскрит великолепный. Я целый год слушал его курс Вед. Уже не санскрита — суперсанскрита, так сказать. Можно было задавать вопросы, но практически не нужно было, потому что он все объяснял сам. Сам угадывал, что может быть неясно. И вот наступает лето, последнее занятие года. А слушало его в разные моменты от четырех до шести-семи человек. Одни и те же. И он входит, какой-то такой немножко странный, и, преодолевая какие-то свои смущения, говорит: «Я бы хотел, поскольку у нас сегодня последнее занятие, узнать, кто были мои слушатели». Потрясающе! Нет, чтобы на первом занятии это спросить, и тогда, там, приспосабливать свои темы, если люди тем-то занимаются, заниматься тем-то… На последнем занятии! Чтобы проститься. Под необычайным впечатлением от этого разговора я вернулся к себе в École Normale, к своему сотоварищу по комнате Меттейе, рассказал ему это все. Он сказал: «Как ты не понимаешь! Ну как ты не понимаешь! Ну ты подумай: если бы он спросил вас, кто вы такие, на первом занятии, ведь это же могло бы создать между вами связь! И тогда не исключено, что в какой-нибудь момент кто-нибудь из вас пришел бы на его занятие не потому, что ему интересно, а потому, что неловко не прийти. Неужели ты не понимаешь, что это для него непереносимо?» Вот это я запомнил очень хорошо.

Это такая история для характеристики Рену. А дальше снова возвращаюсь к тому, что он опрашивает каждого — разочарование за разочарованием. Встает один, говорит, что он индус, приехал совершенствоваться в медитации. Другой говорит, что он швейцарец и ему кажется, что изучение Вед может иметь какое-нибудь отношение к тому, чем он занимается, а занимается он изучением творчества племянника Руссо. Встает учительница из Нанси и говорит, что вот, она кончила классическое отделение, санскрит и греческий, и ей интересно, как люди еще изучают санскрит. Вот так подряд. Доходит до меня, и я, единственный, ему говорю, ну, я так нагло говорю, что я лингвист. Студент, но студент-лингвист. Реакция совершенно такая: не может быть! Очень вежливо, но несколько ошарашенно: «Такого не может быть!» — «Почему?» «Вы слишком хорошо говорите по-французски».

ВАУ: А вы сказали, что вы из России?

ААЗ: Ну конечно. Да. Ну, что я не француз, это совершенно очевидно. «Ну и что? — говорю. — Лингвист не может хорошо говорить на иностранных языках».

ВАУ: Не может или не должен?

ААЗ: Не может. «Мой великий учитель Антуан Мейе, к вашему сведению, — говорит он, — вы сами знаете, сколько языков он описал, не говорил даже по-английски». В общем, он не очень поверил. Потом как-то уже…

Это первая история про Мейе, которая моя личная история. А вторая — которая мне была рассказана людьми из французской жизни. Что, действительно, Антуан Мейе однажды читал лекцию в Лейпциге. Очень может быть, что великие «Особенности германских языков», я совершенно не исключаю. Неизвестно, впрочем. Читал на французском, разумеется. Лекция кончилась, ему надо было возвратиться в Париж. Он пошел на вокзал. Поезд «Лейпциг — Париж» существовал в то время. Но он просидел на скамейке до утра. Причем даже не очень ясно, кто там утром его выручил, наверно, какой-то нашелся доброжелатель. Почему? Потому что он не знал, как говорят по-немецки то, что нужно сказать кассиру, чтобы произошел билет на поезд. Это настоящий лингвист.