ААЗ: Реформатский, конечно, отражал старую традицию. Он был другом Фаворского. Не в том смысле, что можно вместе выпить и съездить на работу. Это замечательно, конечно, но Реформатский разделял очень многие интересы людей искусства и литературы, а не просто лингвистики. Хотя лингвистикой тоже в том числе занимался и такой, которую мы с вами признаем лингвистикой.
Реформатский чрезвычайно ценил свою принадлежность к гуманитарному миру. А лингвистика, вообще говоря, не часть гуманитарного мира. А… угол математический. И вот те лингвисты, которых вы воспитываете на структурном отделении, они в большинстве своем непричастны гуманитарному. Некоторые из них по личному складу оказываются в гуманитарном мире, но очень немногие.
ВАУ: Но к математике они как бы тоже не дошли.
ААЗ: Ну конечно! Математика — это чистый образ тут. По сравнению с гуманитарной наукой лингвистика — она как бы математика. Ничего более сильного я, конечно, не собираюсь сказать. Вот. Таких лингвистов, которые отчуждены от гуманитарного, стало большинство. Имеется довольно простая вещь. Никто из них не сдавал никогда никаких экзаменов по литературе. И по истории. Что очень соответствует вашему идеалу. Вместо этого они сдавали экзамен по математике. Но это не может не отражаться на том, кто они.
Алексей Шмелев:
Он со мной обсуждал еще качество вин. Возможно, ему не хватало собеседников, и мы обсуждали, какое вино при какой температуре подавать. А еще — французские слова, которые описывают вкус вина. Ему, вероятно, было приятно их вспоминать и использовать.ВАУ: Да-да. И сейчас они сдают экзамен по философии.
ААЗ: Ну, это продолжение марксизма-ленинизма, так что… Та философия, которую они сейчас сдают, — это, скорее всего, несчастье, а если бы она была разумно устроена, то я не уверен, что тут я присоединяюсь к вам.
ВАУ: А я бы сам, если б она была разумно устроена, так я бы сам приветствовал. Я б сказал, если бы разумно была устроена история литературы, я бы тоже приветствовал.
ААЗ: Я понимаю, да. Ну, литература — это сложнее. Во всяком случае, современные студенты этого отделения — они примерно на таком же расстоянии находятся от литературы, как и геологи.
ВАУ: Господи! Я бы и историю приветствовал, если бы она… даже не то, чтобы не была фальсифицирована — ну, фальсифицирована история только нашей страны, а вообще… Она и сейчас до сих пор — история дат, правлений, там, и всякой белиберды, а не история идей, открытий и переворотов в сознании человечества.
ААЗ: О, это вы смотрите так специально антимарксистски, считая, что только сознание развивается…
ВАУ: Нет, почему только сознание? Технические открытия — это не сознание.
ААЗ: Ну, это уже не идей — развитие техники.
ВАУ: Воплощение идей. Открытие телевидения, например, имеет большее значение, чем полет на Луну, это ясно совершенно.
ААЗ: Ну, наверно, да. История, конечно же, складывается из того, как люди себя ведут, а это не прямое следствие того, какие технические открытия были сделаны.
ВАУ: Ну, бог с ним, да. Я понял, вы сами признаете, что сейчас лингвистика стала все меньше и меньше гуманитарной наукой.
ААЗ: Ну конечно, да. Старая лингвистика, наверно, тоже еще где-то по углам остается, но она себя чувствует несовременной.
ВАУ: В пединститутах, там. Старушки, которые там читают введение в общее языкознание. Хорошо. А если теперь взять не нашу лингвистику, а мировую, как она изменилась?
ААЗ: Ну, мировая лингвистика — это прежде всего американская, конечно. То есть хомскианство [38]
…ВАУ: А французская лингвистика?
ААЗ: Французская лингвистика… нет ее.
ВАУ: А была!
ААЗ: Была великолепная историческая лингвистика французская. Сейчас уже такой нет.
ВАУ: А немецкая? Масса была великих имен в XIX веке! Куда они делись все? Ну, то есть не они — они умерли все, а куда делась вся эта школа?
ААЗ: Сейчас западная лингвистика представлена прежде всего Америкой, а Европа в сильной степени держится за американские идеи.
ВАУ: Ну, американская лингвистика сейчас держится не на хомскианстве, а на том, что у каждого человека на лбу должно быть написано: он хомскианец или антихомскианец, он тупоконечник или остроконечник…
ААЗ: Да. Но тем не менее Европа… На моих глазах происходило следующее: в городе Женеве закрылась единственная в мире кафедра соссюрианской лингвистики… Вот великое имя Соссюра. В том месте, где он и преподавал. Я имел счастье преподавать в аудитории, соседней с аудиторией Соссюра. Это происходило в двух шагах от меня, а что там происходило в других европейских центрах, я знаю только понаслышке. Но примерно это же.
ВАУ: А в Америке?