Истина существует. Жизнь Андрея Зализняка в рассказах ее участников

Потом мы еще ездили в Звенигород, в пансионат. Это было уже после университета, 1986 год. И впоследствии тоже наше общение с папой было в основном, когда мы проводили вместе какое-то время где-нибудь в Европе (обычно я приезжала в тот город, где папа читал лекции или так или иначе оказывался). Девяностые-двухтысячные: Париж, Экс-ан-Прованс, Женева, Геттинген, Флоренция, Рим. Иногда оттуда еще куда-то ездили — в Неаполе были, на Капри, в Помпеях. С 2006 года мы уже специально каждый год, в апреле, уезжали примерно на две недели куда-то вместе. В 2006 году поплыли на пароме из Венеции в Патрос и там поездили по Греции. В последующие годы — в Париж, Пизу, Барселону, Равенну, на Сицилию. С 2012 года и до последнего, 2017-го, были только в Париже, больше уже никуда не хотелось. Жили всегда в одной и той же гостинице на набережной Сены. И разговаривали с утра до вечера, и никто и ничто этому не мешало.

«В нем была такая легкость, внешняя, во всяком случае»

— Основной мой круг общения, — рассказывает Елена Викторовна Падучева, — были не лингвисты, а математики. Завелось математическое сообщество, включилась Никита [Введенская], которая более-менее регулярно устраивала такие «обстояния». Как обстоит дело. Такие собеседования. Обычно собиралось немного народа, Никитины друзья, короче говоря. Это у нее дома происходило. Там, вопреки ожиданиям, не пели песни. На наших собраниях всегда пели песни, а там не пели песни. Там только разговаривали. Но это, правда, было для избранных. Не для всех.

— Обстоянием, — рассказывает Никита Введенская, — назывался специальный ритуал, когда я приглашала Успенского, Зализняка и Минлоса и пекла утку. Они разговаривали, а я сидела и млела. Это было специально, что не вся компания. Объявляется, что будет обстояние, мы будем обстоятельно обстоять. Некоторое время мы играли в такую игру, что я устраиваю на них прием — на них троих. Не то чтобы это было много-много лет, но какое-то время это продолжалось.

— Я пошла с Никитой в поход, — продолжает Елена Викторовна Падучева. — Собственно, вот, с математиками кроме общения здесь за выпивкой, в общем-то, главная форма общения была — походы. Был такой поход звездный. По-моему, это был Тянь-Шань. Там были Крылов [40], Тихомиров, Арнольд собственной персоной, Добрушин, Лидов: представляете, какой кулак? Еще Танька Коровина, Лорка Филиппова — жена Добрушина тогдашняя, до Кухановой-Пожарицкой… В общем, там было одиннадцать человек. Кто же там еще… Да, Боб ! [41] То есть просто совершенно немыслимо даже представить себе, что столько людей сошлись в одном походе.

Роль Андрея Анатольевича была… Он в горы не ходил никогда. Там его не было. В поход байдарочный он ходил и ходил в поход лыжный по Северу, по Суздалю — вот в этих местах. Озеро Неро. Это Ростов, кажется. Лыжные походы. А тут, значит, 1963 год, собирается поход в Среднюю Азию. Собрали рюкзаки и пришли к Тихомирову, откуда должны запаковываться продукты, — ну, в общем, все сборы из его квартиры. Андрей донес свой рюкзак до квартиры Тихомирова, потом сказал Саше Крылову: «Я поручаю тебе мою жену», — и ушел. И ушел домой, да. Он сначала собирался. Но, я думаю, по мере наступления наступало состояние невозможности. Нет, я думаю, что он честно собирался, не обманывал, да.

— Крылов удивился, что ему такая ответственность была вручена? Нет?

— Я не помню. Мне кажется, что было такое дело. Я, конечно, огорчилась!

А до этого мы еще ходили в один страшный совершенно поход, я буквально там какие-то предпринимала усилия, чтобы Андрей не замерз, просто потому что совершенно дикий был холод и страшное налипание снега. Это было под Уралом. Мы шли по реке, и снег налипал на лыжи. То есть ты носишь килограммы на своих ногах. В общем, очень тяжело было. В палатке было очень холодно! Такой бессмысленный героический поход.

— Я на самом деле не такая близкая приятельница Андрея, — говорит Никита Введенская. — Мы познакомились, как я понимаю, в 1958 году. Это же было очень давно! Мы же все были очень молодые. Андрей был очень подвижным, очень веселым и разговорчивым. На самом деле он же потом был, в общем-то, другой, и к тому же тогда он был совершенно здоровый. В любой момент (у меня такое впечатление) он прыгал на свой мотороллер — его на велосипеде я не застала, это было позже, — и куда-то ехал. Он мог приехать куда угодно поздно. Он разъезжал по Москве, ездил в гости. Во всяком случае, такой был смешной рассказ: я познакомила его с Симой Маркишем [42]. А Сима был как раз мой ближайший друг. И в какой-то очень поздний вечер Андрей к нему заехал просто так. Симка почему-то был очень возмущен, он был, по-видимому, усталый, он сказал: «Андрей, я уже лег спать!» А мне сказал: «Какой-то он легкомысленный, несерьезный!» Потом они очень сдружились, очень любили и ценили друг друга, но первое впечатление у Симки было такое.

А.А. Зализняк на Соловках, каналы; 1961 год.

Л.А. Никольский: