Истина существует. Жизнь Андрея Зализняка в рассказах ее участников

— В начале 1992-го папа работал в Нантере, — рассказывает Анна Зализняк, — и он каждый день съедал камамбер и выпивал бутылку вина. Это была зима. И в тот же год его пригласил Жорж Нива [101] в Женеву с осени. Почему-то папа считал, что каждый день камамбер и бутылка красного вина как-то не хорошо сказались на его здоровье. Как-то он чувствовал себя уже похуже. Инфаркт был в 1984-м, восемь лет прошло. И вот осенью он поехал в Женеву, и тамошние врачи ему сказали, что вообще-то надо прямо сейчас оперировать. Но когда выяснилось, что нету страховки и нету денег, то они как-то… Было очевидно, что на операцию нужны деньги. Тогда 20 тысяч долларов — это была огромная сумма, которую собирали… И из Женевы они с мамой ездили в Швецию делать эту операцию, потому что в Швеции нашелся знакомый врач — знакомый Уллы Биргегорд, шведской славистки, который операцию делал бесплатно. Все эти деньги были только за содержание в больнице.

Из дневниковых записей Зализняка:

Швейцария.

20 октября 1992, Женева.

Зная, что мне предстоит кардиологическое обследование и, возможно, операция, позвонила Улла Биргегорд: «Проходите все обследования, а о деньгах не волнуйтесь». Какое облегчение принес этот звонок! <…>

30-го позвонил Лефельдт [102], предложил денег.

2 ноября 1992, понедельник. Идем пешком в Hôpital Cantonal. Палата на 7 человек, все заполнено. Сестра-испанка, обращается приятно. Дали брошюру, чтобы знал все подробности предстоящей процедуры — ангиографии (иначе коронарографии). «Вероятность успешного исхода 95%».

Утром во вторник повезли: «Самому идти запрещено». В операционной как в кино: огромные округлые геометрические тела с гигантскими окулярами-глазами ездят вокруг тебя во всех направлениях. Проводят операцию молодой парень и две молодых помощницы, одна — итальянка. Мастерски заговаривают зубы: «Как у вас с языками? Чем сейчас занимаетесь?» Все время предупреждают, когда будет слегка неприятно. Прошло легко. Уходят за ширму, смотрят снятое аппаратами «кино». Минут через пятнадцать уже объявляют мне резолюцию: дилатации (баллонажа) не будет — повреждены три артерии, необходима операция. Так что облегчение от того, что процедура позади, длилось недолго. «А когда нужно делать операцию?» — «Как можно быстрее, в ближайшие дни — прямо у нас, никуда от нас не уходя».

Но когда выяснилось, что у меня нет страховки и нет денег на операцию, тон сразу изменился. Лена дозвонилась до Уллы, та обещает все организовать в Швеции в течение 20 дней. В среду утром выпустили из больницы — как-то несколько торопливо, без врачебных инструкций и напутствий. (Как нам потом объяснили, они вздохнули с огромным облегчением, освободившись от немыслимого пациента без страховки.) Вечером звонок Уллы: хирург готов назначить меня на 25 ноября. <…>

17 ноября. Жорж Нива диктует мне письмо, которое я должен написать декану с просьбой об отпуске на 15 дней. «А как же после 15 дней? Ведь реально операция выводит человека из строя никак не меньше, чем на полтора месяца!» — «Мы подумаем, — говорит бесстрастный Нива, — пока пиши так». <…>

18 ноября. Объявил студентам о своем предстоящем отсутствии.

20 ноября. Последняя лекция перед отъездом (об изменениях по аналогии). В конце лекции встает девица и от имени русской группы дарит мне коробку чего-то кондитерского и большую открытку с видом Женевы и пожеланием скорейшего возвращения; на ней 17 подписей.

Это было трогательно и приятно. Но подлинного значения происходящего я тогда, конечно, не понимал. Я узнал о нем лишь много позже. Мне объяснили, что по швейцарским законам тот, у кого нет трех месяцев стажа, не имеет права пропустить более 15 дней по болезни. Декан мне сочувствовал и помогал, как мог. Но он был бы бессилен при малейшей жалобе со стороны хоть одного студента на то, что не состоялась такая-то лекция. В этом случае вся мощь швейцарского закона неумолимо заставила бы декана немедленно меня уволить. И студенты это свое могущество знают. Это значит, что я получил от них не открытку, а охранную грамоту: 17 подписями они показали мне, что мне не нужно опасаться никакой беды с их стороны!

<…>

Швеция.

21 ноября 1992, отъезд из Женевы. Германия, Дания, паром в Швецию. В пути приступы становятся все чаще. <…>

24-го в больницу. Упсальская больница оказывается целым городом внутри города, со своими улицами, площадями, вертолетными площадками на крышах корпусов. Главный хирург кардиологического отделения Ханс-Эрик Ханссон: «Your case is ordinary, операция будет 26-го». <…>

Осмотры у врачей. Один из них весело мне говорит: «Ну что же, я вижу, вы здоровый человек, который нуждается только в четырех-пяти шунтах на сердце». Вручают мне толстенный фотоальбом: «Вы должны познакомиться со всеми деталями предстоящей вам операции». Раскрываю наугад — и сразу становится ясно: если я изучу этот альбом, то до операции могу и не дожить. <…>

Потом, когда операция была уже далеко позади, я таки посмотрел этот альбом — и понял, сколь предусмотрительно поступил вначале.

<…>