Я смотрел и удивлялся: как с мизерным бюджетом, без всяких «грандов» актёрского, режиссёрского и технического состава можно сделать кино, значительно превосходящее последние американские образцы типа «Ярости» и лишь немного не дотягивающее по спецэффектам до сверхдорогого проекта НВО — сериала «Pacific». Причём на спецэффектах создатели «панфиловцев» сэкономили по умному — отказавшись от фирменной у американцев хлещущей «кровищщи», зато не пожалев пиротехники.
Транжирящему сотни миллионов бюджетных рублей нашему официальному кинематографу должно быть теперь просто стыдно. Оказывается, дело не в деньгах, а в желании и умении работать. Поэтому фильм — плохая новость для нашего самовлюблённого креаклитета, который обосновывает своё право клепать клеветнические поделки а 1а «Сволочи»: мол, вы без нас всё равно не обойдётесь. Получается, народ может уволить их всех до последнего человека и снять кино сам, и оно будет не хуже, а значительно, на порядок лучше, чем кинематограф из распилочной.
И главное — «Панфиловцы» кино не столько про дедов, сколько про нас самих. Отсюда и порой «анахронистичные» диалоги, более актуальные для сегодняшнего дня. Это не столько костюмированная история о том, как деды защищали Родину, сколько краткое руководство по тому, как её защищать нам. Перед нами та же идея, что заложена в «Бессмертном полке»: наши деды и прадеды — это мы.
Мой сын не так давно открыл для себя пулемёт «Максим» — его прадед, в честь которого сына назвали, сражался за этим пулемётом, бил фашистов, был тяжело ранен и заслужил награду. И вот мальчик теперь всюду находит этот пулемёт и даже немножко научился из него стрелять. «28 панфиловцев» предоставили ему уникальный шанс увидеть «дедушкин пулемёт» в главной роли, изучить, как он действует и как правильно применяется. Это знание ему ещё пригодится.
Похоронили вождя за плинтусом
«Смерть Сталина»
Великобритания, Франция, 2017.
Режиссёр Армандо Ианнуччи.
Сценаристы: Армандо Ианнуччи, Дэвид Шнайдер, Иэн Мартин, Питер Феллоуз
Аристотель в «Поэтике» настаивает на том, что предметом комедии является безобразное, но не нравственно чудовищное. Маска комика искажена усмешкой, а не страданием. Философ хвалит Гомера, который, по его сведениям, был не только автором поэм, но и первым комиком, и говорит, что «в комедии он первый указал её формы, представив в действии не позорное, а смешное» (Aristot. Poet. IV).
Взяв комедии Аристофана, безусловно служащие для нас образцом жанра, мы найдём в них острый политический юмор, хулиганства и скабрезности, фаллосы, промежности, философскую и литературную критику, лягушек и ос, но не обнаружим ни единой смерти. Даже отправляющийся на войну со Спартой воинственный Ламах в «Ахарнянах» возвращается на щите — израненный, но живой.
Уже по одному этому «комедия о смерти Сталина» — это противоречие в определении. Смерть и комическое — не сродны, и никакими уточнениями про «чёрную» дела не спасти. Если же учесть, что одним красным вождем, кончине которого и впрямь рукоплескали многие и изнутри страны и вовне, список смертей не ограничивается — расстреливают, пытают, мучат и унижают непрерывно, — то притязания Армандо Ианнуччи на то, что он снял комедию, и вовсе улетучиваются.
Анастасия Коро на «Colta.Ru» долго и довольно муторно пытается доказать, что мы имеем дело с особым жанром — «английской чёрной комедией», в которой показывать смерть и забавляться убийством можно и нужно. Правда, из примеров приводится почему-то только «Монти Пайтон», но поскольку основу постановок этой комедийной труппы составляют откровенные богохульства и издевательства над европейской христианской традицией, это исключение лишь подтверждает правило.
В комедии над смертью не смеются. Если в комедии смеются над смертью, то речь идёт либо не о комедии, либо не о смерти. Скорее всего, перед нами именно второй случай. Не считая русских за людей, англичане допускают, что смерть забавных зверьков, вроде кролика-головореза, убиваемого монти-пайтоновским Артуром при помощи «антиохийской гранаты», может быть забавна.
Что для создателей фильма есть непроходимая граница между человеком-англичанином и магглом-русским, показывает такая изящная деталь. На кителе маршала Жукова, представленного прямодушным скалозубом-правдорубом с повадками активного гомосексуалиста (с реальным Жуковым этот типаж ничего общего, конечно, не имеет), нашлось место и его реальным наградам, и наградам заведомо абсурдным, вроде полковничьего «ордена Александра Невского», генеральского «Богдана Хмельницкого» и уж совсем комичного морского «ордена Нахимова».