Фактически, украинофильская историография подробно разрабатывала две темы, обычно увязывая их между собой:
(1) историю козачества, где зачастую предсказуемым образом на первый план выходили фигуры гетманов, атаманов и полковников – продолжая традиции козацкого летописания XVIII в. и позволяя апроприировать имеющийся пантеон, модернизировав трактовки и увязав со второй темой —
(2) социальной (и, в меньшей степени, культурной) историей – в первую очередь историей крестьянства, но также мещанства и историей церкви.
Наиболее традиционную трактовку в рамках украинофильских историографических опытов дал Костомаров – выступив полноправным наследником козацкой историографии и народного творчества, которое он активно привлекал в качестве источников. Как и в козацкой историографии, фактически история Украины оказывалась хронологически «неглубокой», восходящей к XVI в. – в этом отношении показательны как разрозненные упоминания самого Костомарова, так и первая большая историческая работа В. Б. Антоновича, увязывавших козачество с вечевым началом.
Работы Костомарова в итоге не предлагают единой схемы украинской истории, распадаясь на две части, каждая из которых имеет свою собственную логику и собственную генеалогию. Первую часть образуют работы, посвященные истории козачества, – если в двух первых изданиях «Богдана Хмельницкого» (1857) Костомаров начинает непосредственно с описания биографии своего героя, то в 3-м издании, вышедшем в 1870 г., он предпосылает ему объемный очерк предшествующей истории козачества с самого зарождения, вместе с другими своими работами по этой тематике выстраивая связное изложение истории козачества, отождествляемой в данном случае с историей Украины/Малороссии/Южной Руси, с XVI в. до конца гетманства Мазепы.
Неудовлетворительность этой «короткой» схемы украинской истории заключалась не столько в ее относительной непродолжительности, сколько в том, что она не позволяла концептуально выстроить единую историю Украины в тех пределах, в которых она мыслилась как украинофилами, так и их предшественниками. Если обосновать включение Слобожанщины и некоторых других регионов в состав единого исторического объекта не представлялось затруднительным, то совершенно выпадала история Галицкой Руси. Еще П. А. Лукашевич (ок. 1809–1887), мысливший уже в пределах этих географических границ, в своем сборнике «Малорусских и Червонорусских народных дум и песен» (1836) обосновывал (со свойственным ему некоторым косноязычием) единство через общность чувств, через принятие и сохранение в Червоной Руси исторических преданий Малороссии: