Тем не менее связной концепции Костомаров не предложил – история домонгольская Южной Руси оказывается одновременно частью общей истории удельновечевого периода (Костомаров подразделяет русскую историю на два периода: удельно-вечевой и единодержавия), когда господствуют начала «вечевые», начала «земли», «федеративные», в равной степени присущие всем частям Руси. Специфика последующей истории оказывается скорее в том, что Южная Русь дольше удерживает эти начала – и, как уже отмечалось выше, Костомаров вместе с Антоновичем пытаются связать козачество с вечевым укладом, т. е. задействуется топос 1-й половины XIX в. о Малороссии как о стране древностей, прошедшего, своего рода «русской Греции» – где можно еще (или дольше, чем в остальных частях Руси можно было) наблюдать остатки старины. Козачество в этой схеме оказывается связкой – носителем «вечевых» начал, соединяющей историю IX–XIII вв. с историей XVI в. и последующих, т. е. сохраняя единство сюжета. Однако вновь возникала проблема Галицкой Руси, поскольку там выстроить подобную преемственность не получалось – тем самым сохранялась потребность в концепте «Русского мира». Помимо этого, натянутость схемы представлялась достаточно ясной для большинства критиков – примечательно, что Антонович после 1863 г. в своих научных трудах к ней не возвращался, хотя в лекциях об истории козачества, прочитанных для украинофильского кружка в 1897 г., вновь упоминает о «вечевом начале».
Впрочем, именно Антонович проложил путь к новой схеме украинской истории, ставшей в дальнейшем основополагающей. Еще в 1850-е гг. между Максимовичем (1804–1873) и Погодиным шел спор о том, кто были жители Киевской земли до татарского нашествия и было ли после него запустение Киевщины – согласно Погодину, первоначальное население говорило на языке, родственном великорусскому, а последующая, в XIV в., колонизация Киевщины осуществлялась с запада, из Галицко-Волынских земель. Напротив, Максимович отстаивал континуитет в истории Киевщины – и этот тезис вместе с детальной разработкой при помощи многочисленных учеников истории южных земель стал одним из основных предметов научных усилий Антоновича. Если учитель избегал широких обобщений, то его ученик, которого он вместо себя предложил на новооснованную кафедру украинской истории в Львовском университете, М. С. Грушевский (1866–1934), к началу XX в. предложил новую концепцию, противопоставленную русской: сжатое и яркое ее изложение он дал в известной статье 1903 г. «Обычная схема „русской“ истории и вопрос рационального упорядочения истории восточного славянства» – как отмечает С. Плохий, фактически Грушевский предложил гранд-нарратив, схожий с концепцией русской истории, сформированной трудами С. М. Соловьева (1820–1879) и его продолжателей, «перевернув» привычное соотношение. Если предшествующей проблемой украинского национального исторического нарратива была его относительная хронологическая неглубина и проблема обоснования исторического единства земель, мыслимых как Украина, то Грушевский, включив в состав истории «Украины-Руси» Киевскую Русь, напротив, хронологически укоротил историю «России/Великороссии», начиная с момента колонизации земель будущих Ростовского, Муромского и Суздальского княжеств – теперь уже история «Великороссии» в определенный момент «отпочковывается» от единого древа истории восточных славян, оказывается новым историческим образованием – в том числе и территориально, поскольку ее ядром становятся земли колонизируемые. Историческая древность и постоянность этнокультурного состава оказываются принадлежностью истории Украины, как и собственно имя «Руси». Сочетание, с одной стороны, фундаментальной исторической проработки, а с другой – удовлетворения национальному запросу обеспечило схеме Грушевского быстрое принятие и долговременное влияние: Украина, которая мыслилась как национальная и территориальная общность, в том же своем составе оказывалась обретенной в прошлом – тем самым прошлое подтверждало настоящее и давало веру в будущее, а настоящее придавало дополнительную убедительность интерпретации прошлого.
Отмеченная выше «левизна» украинофильства и преобладание социалистических настроений в украинском движении, в частности почти исключительно социалистический характер украинских партий в Наднепрянской Украине, были заложены базовыми условиями, из которых исходило украинское национальное движение (показательно, что все попытки образования украинских центристских и правых партий оказались малорезультативны – если не считать временного успеха «хлеборобов», но здесь решающим обстоятельством была внешняя, германская и отчасти австро-венгерская поддержка в 1918 г. – вплоть до 1920-х гг., когда наступает время «новых правых», «правого радикализма», сочетающего правые и левые лозунги, как, например, в итальянском фашизме и других аналогичных явлениях межвоенного двадцатилетия).