Истины в моем сердце. Личная история

Ни одна из деталей биографии не смогла бы более полно выразить мои взгляды, чем то, что я десять лет провела на переднем крае системы уголовного правосудия под прямым руководством окружного прокурора. Я знала систему вдоль и поперек. Я знала, чем она является, чем не является и чем могла бы быть. Здание суда считается эпицентром правосудия, но часто оно оказывается также великим эпицентром несправедливости. Я знала, что и то, и другое правда.

Я провела в зале суда достаточно много времени, чтобы увидеть, как жертвы насилия появляются там спустя годы уже в качестве подсудимых. Я работала с детьми, выросшими в районах, настолько глубоко охваченных преступностью, что уровень посттравматического стрессового расстройства у них был не ниже, чем у тех, кто вырос в зонах военных действий. Я работала с приемными детьми, которые успевали поменять семью до шести раз еще до своего восемнадцатилетия. Я видела, как они меняли малопригодные условия жизни на другие, такие же, попадая в жернова системы без всякой перспективы вырваться на свободу. Я видела детей, чье мрачное будущее было предопределено исключительно обстоятельствами их рождения или местом рождения. Как представитель окружной прокуратуры я должна была привлекать нарушителей закона к ответственности. Но разве система не обязана нести определенную ответственность и перед ними или перед их окружением?

Вместо ответственного отношения система породила рост массовых тюремных заключений, что только усугубило и без того сложное положение людей из неблагополучных районов. Соединенные Штаты сажают за решетку больше народу, чем любая другая страна в мире. В 2018 году в общей сложности более 2,1 миллиона человек были заперты в государственных и федеральных тюрьмах. Только представьте: население пятнадцати американских штатов меньше этого количества! Война с наркотиками втянула в жернова системы уголовного правосудия множество людей, она превратила систему в конвейер. Я видела все это своими глазами.

В начале карьеры меня распределили в отделение окружной прокуратуры Аламеды, в котором через руки юристов в небольших офисах сотнями проходили дела о наркотиках. В делах часто фигурировали закоренелые преступники и, конечно, множество дилеров, продающих детям запрещенные вещества или заставлявшие детей их продавать. Но было и слишком много других историй: мужчина арестован за хранение нескольких пакетиков крэка, женщина арестована за то, что сидела на крыльце своего дома, находясь под воздействием наркотиков.

Такие обвинения было очень легко доказать, а вынесение приговора оборачивалось трагедией. И поскольку лечению и профилактике наркозависимости не уделялось никакого внимания, эпидемия крэка распространялась как смертельный вирус, сжигая город за городом, пока не поглотила целое поколение людей.

Сидя в одиночестве в своем новом кабинете, я вспомнила время, когда будучи молодым прокурором услышала разговор своих коллег в коридоре.

– Может, добавим парню преступление в составе организованной группы? – предложил один.

– А мы сможем доказать, что он был в банде? – спросил другой.

– Да ладно, ты же видел, как он одет, видел, на каком углу его подобрали. И он слушал запись этого рэпера, как там его…

Я вышла в коридор. «Эй, ребята, просто чтобы вы знали: моя семья живет в том же районе. У меня есть друзья, которые так одеваются. И у меня в машине можно услышать запись этого рэпера».

Я размышляла обо всем – о том, почему я баллотировалась на эту должность, кому я пришла помогать и о разнице между доказательством вины и получением судимости. В конце концов я решила, что нахожусь здесь, чтобы помогать жертвам. Как жертвам совершенных преступлений, так и жертвам самой системы уголовного правосудия, которая допускает несправедливость.

Для меня быть прогрессивным прокурором – значит учитывать эту двойственность и действовать в соответствии с ней. Это значит понимать, что когда человек лишает жизни другого человека, или ребенок подвергается растлению, или женщина изнасилована, то виновные заслуживают сурового наказания. Таков один из императивов справедливости. Но также необходимо понимать, что справедливость в системе правосудия, которая, по идее, должна быть гарантом справедливости, в большом дефиците.

Работа прогрессивного прокурора заключается в том, чтобы видеть тех, кого не замечают, говорить за тех, чьи голоса не слышны, находить и устранять причины преступлений, а не только их последствия, и проливать свет на неравенство и недобросовестность, которые ведут к несправедливости. Это значит признать, что не все нуждаются в наказании, что многим, совершенно очевидно, нужна помощь.

В дверь постучали. Это была Дебби. «Ты готова?» – спросила она с улыбкой.

«Буду через минуту», – ответила я. Еще минуту в тишине я слушала свое дыхание. Потом достала из портфеля ручку и желтый блокнот и принялась составлять список.

Не успела я усесться за свой стол, как вошел мой помощник по административным вопросам. «Босс, там еще одна мамочка».

«Спасибо, сейчас иду».