Истины в моем сердце. Личная история

Став окружным прокурором, я часто думала: «А что было бы, если бы Латифу арестовали с пакетиком травы, а не за магазинную кражу? Если бы вместо условного срока она получила бы реальный? Я знала, что означает обвинение в тяжком преступлении. Дело здесь не только во времени, проведенном в тюрьме, но и в том, что происходит потом. Иногда кажется, что наша страна просто специализируется на создании безнадежных ситуаций для вчерашних заключенных. Мы даем им немного денег, билет на автобус и отправляем их в путь с судимостью в резюме – а это вовсе не тот опыт, который может быть полезен работодателю. Очень часто, оказавшись отвергнутыми в процессе поиска работы, они не имеют никакой возможности заработать деньги. С самого момента ухода из тюрьмы им грозит опасность вернуться. Они оказываются в том же районе, с теми же людьми, на том же углу; разница лишь в том, что они уже отсидели срок. Тюрьма имеет свое собственное гравитационное притяжение, часто непреодолимое. Из сотен тысяч заключенных, которых мы освобождаем каждый год, почти семьдесят процентов совершают новое преступление в течение трех лет. Статус-кво не работает.

Я собрала небольшую группу доверенных лиц, включая моего блестящего руководителя отдела политики бесстрашного Тима Силарда, и задала вопрос: что нужно для того, чтобы составить эффективную программу возвращения заключенных обратно в общество? И если лучший способ обеспечения общественной безопасности – это прежде всего предотвращение преступности, то что мы можем сделать, чтобы люди не совершали повторных преступлений?

Что, если мы действительно сможем направить их снова на верный путь?

Программу, которую мы с Тимом разработали вместе, мы так и назвали: «Снова на верный путь». В основе программы лежала моя вера в силу искупления. Искупление – это древняя концепция, укорененная во многих религиях. Она предполагает, что мы все совершаем ошибки, и для некоторых ошибка может стать преступлением. Да, последствия будут, и ответственность должна быть взята. Но после того, как долг обществу выплачен, разве нельзя позволить людям зарабатывать себе на жизнь? Не является ли такое право признаком гражданского общества?

Сначала мы столкнулись с сильным сопротивлением. В то время политика уголовного правосудия все еще склонялась к таким вещам, как ужесточение наказаний, много внимания уделялось милитаризации полиции. Многие считали, что система недостаточно жестка. С тех пор прошло более десяти лет, и теперь, к счастью, это представление эволюционировало, открыв возможности для более сбалансированного подхода. Сейчас программы, подобные нашей, являются общепринятыми. Но в те дни я столкнулась с интенсивной негативной реакцией, в том числе со стороны людей, с которыми работала на регулярной основе. Они видели работу прокурора в том, чтобы сажать людей в тюрьму, не сосредоточиваясь на том, что с ними происходит, когда они освобождаются. Это была чужая проблема. Меня обвинили в том, что я трачу драгоценное время и ресурсы. Мне говорили: «Ты должна сажать их, а не выпускать».

Но мы настаивали. Это было одно из преимуществ руководящего поста, которое я ценила. В конце концов, от меня зависело, будем ли мы продолжать двигаться в выбранном направлении. Я выслушивала критику, но она меня не сдерживала. Мне хотелось что-то изменить. Хотелось доказать, что перемены возможны.

Итак, мы с Тимом принялись за работу. Мы стремились создать новые возможности для участников программы, поместив их в довольно жесткие условия, сопоставимые с условиями трудового лагеря. Программа включала в себя профессиональную подготовку, курсы с возможностью завершить среднее образование, общественные работы, занятия по воспитанию детей и финансовой грамотности, а также тестирование на наркотики и терапию наркозависимости. Офис окружного прокурора возглавил кампанию, но мы привлекли также и целый ряд важных партнеров – Goodwill Industries[31], которая курировала общественные работы и отвечала за профориентацию, Торгово-промышленную палату Сан-Франциско, сотрудники которой помогли найти работу для участников программы, а также местные профсоюзы, которые предоставили возможности для профессионального образования.