Истины в моем сердце. Личная история

И все же я была готова к обвинениям, если это означало приближение к решению проблемы, которая в противном случае была бы оставлена без внимания. Чтобы что-то изменить, надо уметь чем-то пожертвовать.

Мой офис объединился с городскими и школьными властями, и мы приняли инициативу по борьбе с прогулами. С гордостью могу сказать, что к 2009 году мы сократили количество прогулов детей начальной школы Сан-Франциско на 23 %.

По мере того как мы углублялись в исследование вопроса, обнаруживались факты, противоречащие ожиданиям многих моих коллег. Согласно стереотипу, ребенок становится хроническим прогульщиком, потому что родители не заботятся о его будущем. Но на самом деле все иначе. Подавляющее большинство родителей имеют естественное желание правильно воспитывать своих детей. Они хотят быть хорошими отцами и матерями. У них просто может не хватать необходимых навыков или ресурсов.

Представьте себе одинокую мать, которая трудится на двух сменных работах с минимальной зарплатой шесть дней в неделю и все равно остается за чертой бедности. Она получает почасовую оплату, не имея отпусков и больничных. Если ее трехлетняя дочь простужается, она не может отвести ее в детский сад. Но ведь мать пошла на вторую работу именно для того, чтобы оплачивать его. Денег на няню нет, а если она останется дома, то не сможет позволить себе купить подгузники до конца месяца. Ей и так было трудно накопить денег, чтобы купить новые ботинки одиннадцатилетнему сыну, нога которого прибавляет в размере каждые несколько месяцев.

То, что вызывает беспокойство у людей со средствами, оборачивается нерешаемой проблемой для тех, у кого денег нет. Если в такой ситуации мать просит своего сына остаться дома на день, чтобы позаботиться о младшей сестре, нельзя обвинять ее в том, что она не любит своих детей. Это вопрос обстоятельств и условий, а не характера. Она старается быть хорошей матерью, насколько это возможно.

Цель нашей инициативы по предотвращению прогулов состояла в том, чтобы вмешаться в ситуацию и оказать поддержку. Мы попросили школы информировать родителей не только о связи между прогулами, неграмотностью и высоким уровнем преступности, но и о ресурсах, о которых они, возможно, не знали: город и школьный округ предлагали облегчить обучение детей в школе.

Когда мы только начинали реализацию этой программы, в проекте руководства для школ говорилось, что они должны уведомлять родителей, с которыми живет ребенок, в случае возникновения проблемы с прогулами. Обычно родителем, которого уведомляли, была мать.

– Минутку, – заметила я. – А как насчет отца?

– Ну, во многих случаях, о которых идет речь, дети не живут с отцом, и отец не платит алименты, – объяснил один из моих сотрудников.

– И что? – возразила я. – Он может не платить алименты. Это не значит, что он не хочет, чтобы его ребенок ходил в школу каждый день.

И действительно, в одном из таких случаев, когда молодой человек узнал, что его дочь часто пропускает школу, то в конце концов изменил свое расписание, чтобы отвозить дочь в школу каждое утро. Он даже начал работать волонтером в ее классе.

Когда я стала генеральным прокурором, у меня появилась возможность использовать свое положение, чтобы рассмотреть проблему прогулов в масштабах штата. Я знала, что многие мои действия будут освещаться в прессе, и хотела пролить свет на вопрос прогулов, затронув личные интересы людей. Нравится вам это или нет, но большинство людей ставят во главу угла собственную безопасность, а не воспитание чужого ребенка. Я хотела, чтобы они поняли: если мы не уделим сейчас должного внимания вопросам образования детей, то позже нам придется заниматься вопросами общественной безопасности.

Наш первый отчет, данные из которого я приводила в тот день в Калифорнийском фонде, показал, что у нас в штате занятия в начальной школе прогуливают около миллиона детей. Во многих школах почти все ученики пропускают уроки: в одной из них уровень прогулов превышал 92 %.

И поэтому, когда я вышла на сцену, то, что могло показаться вопросом второго порядка для генерального прокурора штата, стало предметом страстной речи, в которой я призвала педагогов и политиков (тех, кто присутствовал в зале, и тех, кто находился за его пределами) сделать первый шаг и признать серьезность кризиса.

Во время своего выступления я заметила, что двое моих сотрудников перешептываются, показывая на мужчину, сидевшего в аудитории. Я их не слышала, но точно знала, что они говорят что-то вроде: «Кто это? Это он?» Потому что это был Даг.

Полгода назад я тоже не знала, кто такой Даг. В тот день моя лучшая подруга Крисет оборвала мне телефон. Я была на встрече, а сотовый непрерывно гудел. Первые несколько раз я проигнорировала звонки, но потом забеспокоилась. Дети Крисет – мои крестники. Вдруг что-нибудь случилось?

Я вышла перезвонить.

– Что происходит? Все в порядке?

– Да, все замечательно. Ты идешь на свидание, – сказала она.

– Неужели?