В результате ночь выборов 2016 года не принесла радости. Речь шла уже не о гонке, которая только что закончилась. Речь шла о битве, которая только начиналась. Опираясь на слова Коретты Скотт Кинг, я напомнила собравшимся, что каждое поколение должно бороться за свободу и побеждать.
«Сама природа борьбы за гражданские права, справедливость и равенство заключаются в осознании факта: чего бы мы ни добились, наш успех не может длиться вечно. Поэтому мы должны быть бдительными, – заявила я. – Понимая это, не отчаивайтесь. Не впадайте в уныние. Не опускайте руки, когда пришло время засучить рукава и сражаться за то, кто мы есть».
В тот вечер, когда я обращалась к своим сторонникам, я не знала точно, что будет дальше. Но знала одно: нам нужно быть сильными и сплотиться.
В четверг, 10 ноября, менее чем через сорок восемь часов после моего избрания, я поехала в штаб-квартиру Коалиции за права иммигрантов в Лос-Анджелесе. Коалиция является одной из старейших организаций по защите прав иммигрантов. Она была основана в 1986 году, после того как президент Рейган, бывший губернатор Калифорнии, подписал закон «Об иммиграционной реформе и контроле» (Immigration Reform and Control Act), который помимо прочего предоставлял правовой статус нелегальным иммигрантам, въехавшим в Соединенные Штаты до 1982 года. Первоначальная миссия Коалиции состояла в том, чтобы информировать иммигрантов о процедуре подачи заявления на получение юридического статуса и об их правах на работу. Коалиция обучала общественных организаторов, бросала вызов антииммигрантским законам и актам, таким, например, как калифорнийский пункт 187, согласно которому нелегальным иммигрантам запрещалось получать государственные услуги без документов. В конечном итоге Коалиция вышла на национальный уровень, создав филиалы по всей стране. Штаб-квартира Коалиции была первым местом, где я хотела официально выступить в качестве избранного сенатора.
Когда я прибыла на встречу, меня поприветствовала Анжелика Салас, неутомимый исполнительный директор Коалиции. Зал был полон. Там собрались сильные, смелые женщины – и молодые девушки, и матери, и бабушки, и прабабушки. Это были работающие женщины, которые умели делать и работу по дому, и лечить домочадцев. Некоторые из них свободно говорили по-английски, а некоторые – только по-испански. И все они были готовы сражаться.
Они держались с достоинством, и своим мужеством и решимостью напомнили мне мою маму. Стоя среди них, я размышляла о двойственности иммигрантского опыта в Америке. С одной стороны, это переживание, связанное с надеждой и целеустремленностью, с глубокой верой в силу американской мечты – ощущение возможностей. И в то же время это опыт, слишком часто сопровождающийся давлением болезненных стереотипов, обвинений, опыт, в котором дискриминация, как явная, так и скрытая, является частью повседневной жизни.
Моя мама была самым сильным человеком, которого я когда-либо знала, но все же мне всегда хотелось защитить ее. Отчасти, наверное, этот инстинкт защиты присущ любому старшему ребенку. Я знала, насколько мама уязвима. Я видела это, и это сводило меня с ума. У меня осталось слишком много воспоминаний о том, как люди обращались с моей матерью из-за ее акцента – с ней, умнейшей женщиной, обращались как с бестолковым человеком. Из-за цвета ее кожи за ней с подозрением следили в универмаге, потому что предполагалось, что она не может себе позволить платье или блузку, которые выбрала.
Помню, как серьезно она относилась к любой встрече с правительственными чиновниками. Всякий раз, когда мы возвращались из заграничных поездок, мама следила за тем, чтобы мы с Майей вели себя идеально, проходя таможню. «Встаньте прямо. Не хихикайте. Не вертитесь. Проверьте свои вещи. Приготовьтесь». Она знала, что каждое ее слово будет воспринято критически, и хотела, чтобы мы были готовы. В первый раз, когда мы с Дагом вместе проходили таможню, я машинально начала делать привычные вещи. Я подтянулась, следя за тем, чтобы все было правильно и по порядку. Тем временем Даг был расслаблен, как всегда. Меня раздражало, что он ведет себя так небрежно. Он был искренне озадачен моей реакцией и невинно поинтересовался: «В чем проблема?» Мы выросли в разных обстоятельствах. Это открытие заставило нас обоих взглянуть на вещи иначе.