Истины в моем сердце. Личная история

«Сотни тысяч людей по всей стране, для которых была составлена эта программа, сейчас боятся того, как может поступить с ними новая администрация, а также того, как она может поступить с членами их семей, которые находятся на нелегальном положении», – отметила я.

Я продолжила объяснять, что для того, чтобы претендовать на участие в программе, люди предоставили федеральному правительству множество документов, подробно проинформировав его о себе и своих близких. Дело каждого человека было рассмотрено в соответствии с определенными критериями, была проведена специальная проверка. Молодой человек или девушка не должны были иметь судимости за тяжкое преступление, значительный проступок, а также трех и более эпизодов нарушения закона в своей биографии.

Нельзя рассматривать таких молодых людей как угрозу общественной или национальной безопасности. Согласно требованиям программы, молодые люди могли быть учащимися или обладателями диплома об окончании средней школы, аттестата о среднем образовании, либо должны были с честью пройти службу в вооруженных силах. Они должны были предоставить документ, удостоверяющий личность, подтверждение сроков пребывания и разрешение на въезд в США, документы, подтверждающие окончание школы или военный билет, а также сдать биометрию. Только после прохождения этой обширной проверки они могли получить статус участников программы.

Кроме того, когда они подавали заявление, министерство внутренней безопасности заверяло их, что будет следовать своей давней практике неприменения предоставленной информации в правоохранительных целях, за исключением особых случаев.

– Эти молодые люди, – обратилась я к генералу Келли, – теперь обеспокоены тем, что информация, которую они добросовестно предоставили нашему правительству, может быть использована для того, чтобы выследить их и подвергнуть депортации.

Сотни тысяч людей поверили в наши обещания.

– Согласны ли вы с тем, что мы не будем использовать эту информацию против них? – спросила я.

Келли не стал прямо отвечать на этот вопрос. Тогда я зачитала ему правительственный документ – часто задаваемые вопросы о программе. Там был такой вопрос: «Если мое дело будет передано в иммиграционную и таможенную полицию США для целей иммиграционного принуждения или если я получу уведомление о явке, будет ли информация, связанная с членами моей семьи и опекунами, также передана в полицию для целей иммиграционного принуждения?» Ответ на этот вопрос в правительственном документе был отрицательным.

– Готовы ли вы придерживаться этой политики? – спросила я.

И снова Келли уклонился от ответа. Я настаивала.

– Намерены ли вы использовать ограниченные правоохранительные ресурсы министерства внутренней безопасности для выдворения участников программы из страны?

И опять он отказался отвечать на вопрос прямо.

– Согласны ли вы с тем, что местные правоохранительные органы штатов обладают уникальными возможностями для защиты общественной безопасности своих граждан?

– Согласен, – ответил он.

– Знаете ли вы, что руководители местных правоохранительных органов в штатах по всей стране публично заявили, что они нуждаются в сотрудничестве с иммигрантскими общинами, когда речь идет о предупреждении преступной деятельности и поиске свидетелей преступления?

– Я читал об этом.

– А знаете ли вы, что когда правительство позволило себе беспорядочные иммиграционные зачистки, многие местные правоохранительные органы жаловались на то, что количество иммигрантов, сообщающих о преступлениях как в отношении себя, так и в отношении других людей, уменьшилось?

– Этого я не знал.

– Сделаете ли вы своим приоритетом осознание воздействия на иммигрантские общины с точки зрения их нежелания сообщать о преступлениях против себя, членов своей семьи или других лиц, когда они обеспокоены тем, что министерство внутренней безопасности может позволить себе зачистки целых общин иммигрантов?

– Вы знаете мои обязанности. Я изучу этот вопрос. Возвращаюсь к уже сказанному: во всех своих действиях я буду руководствоваться законом.

Этого было недостаточно.