Шел 2008 год. Майя прилетела из Нью-Йорка, где недавно стала вице-президентом по вопросам демократии, прав и правосудия в Фонде Форда. Мы и до этого жили в разных городах, но всегда могли приехать друг к другу на машине. Теперь между нами было почти три тысячи миль. Мне тоже приходилось привыкать.
Мы сидели в ресторане и ждали маму, которая пригласила нас на ланч. Все трое были рады тому, что снова можем встретиться в одном городе, пусть и ненадолго. Столько времени прошло со времен нашей жизни на равнинах Беркли, однако мы по-прежнему оставались «Шамалой и девочками».
– Фонд делает потрясающие вещи, – рассказывала сестра. – И я собираюсь…
Майя замолкла на полуслове. Она смотрела куда-то мне за спину. Я обернулась. В ресторан только что вошла мама. Мама (наименее тщеславный человек из всех, кого я знала) выглядела так, словно приготовилась к фотосессии. Она была одета в яркий шелк, довольно заметно накрашена (чего никогда не делала), волосы хорошо уложены. Мы с сестрой переглянулись.
– Что происходит? – шепнула я ей, пока мама шла к нашему столику.
Майя подняла бровь и пожала плечами. Она была озадачена не меньше, чем я.
Мы обнялись, поздоровались, и мама уселась за столик. Официант принес корзинку с хлебом. Мы просматривали меню и заказывали еду, весело болтая.
А потом мама глубоко вздохнула и протянула к нам через стол руки.
– Мне поставили диагноз «рак толстой кишки», – сказала она.
Рак… Мама… Пожалуйста, только не это!
Знаю, многие понимают, что я испытала в тот момент. Даже сейчас, когда я вспоминаю об этом, меня охватывает ужас. Это был один из худших дней в моей жизни.
Суровая правда жизни заключается в том, что каждый из нас рано или поздно пройдет через подобный опыт, будь то необходимость примириться со смертельной болезнью любимого человека или переживание собственной. Мама, всю жизнь изучавшая раковые клетки под микроскопом, прекрасно понимала: независимо от того, кто мы и откуда, наши тела, по сути, одинаковы. Они работают одинаково – и ломаются одинаково. Никто не получит поблажки. В какой-то момент все мы столкнемся с прогнозом, который потребует глубокого взаимодействия с системой здравоохранения.
Вместе с осознанием диагноза приходит так много: боль, беспокойство, депрессия, страх.
И все это усугубляется тем фактом, что американская система здравоохранения далеко не совершенна. Соединенные Штаты тратят на здравоохранение больше, чем любая другая страна с развитой экономикой, но результатов не наблюдается. Невероятно, но во многих частях страны продолжительность жизни на самом деле сокращается. А что касается материнской смертности, то США – одна из тринадцати стран, где за последние 25 лет показатели ухудшились. Между тем семьи работающих граждан разгребают медицинские счета, размеры выплат по которым являются одной из ведущих причин банкротства физических лиц в Америке.
Я хочу, чтобы меня поняли правильно: я испытываю огромное уважение к профессионалам, которые работают в системе здравоохранения. Многие из них чувствуют призвание к медицине, которое проистекает из глубинного желания помочь другим, – от помощи ребенку в появлении на свет до продления срока, который отпущен человеку на земле. Но в нашем подходе к здравоохранению кроется странное противоречие: несмотря на то, что у нас есть суперсовременные медицинские учреждения, миллионы американцев не имеют равного доступа к медицинскому обслуживанию, что является нарушением их неотъемлемых прав.
В отличие от других богатых стран Соединенные Штаты не обеспечивают всеобщего медицинского обслуживания граждан. Чтобы покрыть расходы на лечение, американец должен иметь частную медицинскую страховку, если только он не является пожилым человеком, тяжелым инвалидом или не имеет низкий доход, что дает ему право на получение помощи по программам Medicare или Medicaid. В целом условия частного страхования зависят от работодателя, их широта и глубина охвата варьируются, как и размер страховых взносов, которые должен платить работник. В течение многих лет эти взносы росли – причем намного быстрее, чем заработная плата. Система, в которой доступ к медицинскому обслуживанию зависит от того, сколько вы зарабатываете, создала огромную диспропорцию. Согласно исследованию 2016 года, разрыв между показателями ожидаемой продолжительности жизни богатейших и беднейших женщин Америки составляет 10 лет. Это означает, что бедность сокращает продолжительность жизни сильнее, чем курение.