Историческая наука и некоторые проблемы современности. Статьи и обсуждения

Подобный упрек можно предъявить, впрочем, и историкам других эпох. Для исследователей советского общества в нем есть дополнительный аспект: они крайне недостаточно используют свое преимущество близости к описываемым событиям. Имеются, например, газеты – не только центральные, но и местные, а в архивах редакций – письма множества людей. Огромное количество материалов откладывается в различных ведомственных архивах. С течением времени эти ценнейшие документы в значительной части уничтожаются, поскольку они, вроде, никому не нужны. А ведь это не так. Они очень нужны, но лишь при более широком взгляде на предмет и задачи исследования. Историк советского общества может и активно восполнить недостаточность источников, наконец, в известной степени сам формировать их – беседами с участниками событий, интервьюированием, анкетированием. Однако, если он ограничивает богатейшую историю послереволюционной поры осуществлением директив, статистикой производства и т.п. и недооценивает другие стороны жизни, зависящие от политики, от развития производства, но, в свою очередь, влияющие на них, то вся картина истории первого общества, строящего социализм, останется в значительной мере обескровленной и даже искаженной.

Другое проявление односторонности в отображении прошлого – почти полное отсутствие у нас «вертикальной» темы: развития того или иного общественного института, например, семейных отношений, нравственных норм. Энгельс дал великолепный образец такого рода исследования в своем «Происхождении семьи, частной собственности и государства». У нас есть сейчас большая литература, рассматривающая ранние формы становления семьи. Но как семья развивалась дальше, включая социалистическое общество? Историко-социологических исследований на эти темы, принадлежащих марксистам, очень мало.

Эта односторонность сама до известной степени объясняется исторически – потребностями преодоления идеализма старой, буржуазной науки, изучавшей преимущественно «надстройку» общества и игнорировавшей ее экономическую основу. Существует, однако, и обратная реакция на объяснимый и закономерный интерес марксистов к базису: те из наших исследователей, кто изучает «надстройку», различные формы человеческих общностей, процессы духовной жизни, нередко забывают о специфическом материальном субстрате всех этих институтов и явлений, а он выявляется отнюдь не просто, требуя специальных методов и приемов конкретного исследования. Подчас историк, называющий себя марксистом, оказывается в неблагоприятном положении по сравнению с немарксистскими авторами, которые (притом безусловно под влиянием марксизма) уделяют сейчас значительное внимание как раз материальным «факторам», лежащим в основе общественного, группового сознания и т.п.

Таким образом, логика исторического исследования неизбежно требует конкретности, всесторонности. И если даже не в силах одного человека изучить все стороны того или иного сложного и подвижного исторического комплекса, то соединенные усилия историков обязательно должны быть направлены на это.

А.В. Гулыга

Доклад А.С. Арсеньева посвящен диалектике. Поэтому вполне естественно, что реакция на этот доклад тоже диалектическая, т.е. с какой-то стороны он понравился, а с какой-то не понравился, чем-то обрадовал, а чем-то огорчил. Сначала, как полагается, «во славу». Очень хорошо докладчик критиковал псевдодиалектику. Ныне все клянутся диалектикой, пишут о диалектике, но не всегда за этим скрывается подлинно диалектическое содержание. Мы часто сталкиваемся с тем, что диалектика раскладывается на черты, черточки и т.д. При этом излагается то, что было известно давным-давно, еще в глубокой древности. Подчас за диалектику выдаются чисто формальные построения Это удачно показано докладчиком. Четко также очерчены границы формального мышления. Докладчик не отрицает необходимости подобного мышления, положительного значения для современной науки математических, количественных методов. И наивно было бы с этим спорить; в частности, для изучения массовых источников это совершенно незаменимая вещь. Не нужно только придавать подобной системе мышления всеобщее методологическое значение и тем более пытаться исключительно на этих основах строить методологию истории.

Доклад пронизан пафосом историзма. Анатолий Сергеевич, несомненно, прав, утверждая, что каждая эпоха не только ставит новые проблемы, но и рождает новые формы мышления. Впервые об этом в полный голос заговорил Гегель, и мы до сих пор в известных аспектах считаем его метод непревзойденным образцом исторического мышления.