Историческая наука и некоторые проблемы современности. Статьи и обсуждения

Особый интерес представляет взгляд Р. Люксембург на период 1905 – 1907 гг. как на эпоху глубочайшей социальной перестройки. Главный ее вывод сводился к тому, что насильственное устранение самодержавия есть лишь «внешнее выражение» классового сдвига. Прежде чем революция победит, в недрах старой, царистской России должна сложиться иная, по сравнению с предшествующей, структура общества. «Таким образом, задача, которая кажется такой простой и несложной, такой чисто физически-механической, как свержение правительственного режима, требует целого долгого социального процесса, полного изменения общественной почвы. Нижние слои должны быть перенесены наверх, верхние – вниз. Кажущийся „порядок“ должен превратиться в хаос, а из кажущегося „анархистского“ хаоса создано новое общество»[177].

По мнению Р. Люксембург, такой социальный переворот включает не только антикрепостническую борьбу, но и «переход капитализма из стадии первичного накопления, патриархального хищнического хозяйства в стадию новейшей цивилизации»[178]. «В одном месте, – характеризует она этот двояко развивающийся процесс, – борются за восьмичасовой рабочий день, в другом – против сдельной работы, здесь „вывозят“ на тачке особенно отличившихся мастеров, еще где-нибудь восстают против гнусной системы штрафов; везде кипит борьба за улучшение заработной платы, кое-где за уничтожение работы на дому. Отсталые, неквалифицированные профессии в больших городах, маленькие, прозябавшие ранее в идиллическом сне провинциальные городки, деревня со своими пережитками крепостного права – все это вдруг при свете январской молнии (имеется в виду отклик на события 9 января 1905 г. – Г.А.) вспоминает о своих правах и лихорадочно пытается нагнать потерянное»[179]. В письме К. и Л. Каутским, отправленном из русской части Польши 5 февраля 1906 г., Р. Люксембург сообщала, как о поразительном революционном завоевании, о многочисленных фактах создания на предприятиях самочинных, избранных по инициативе снизу рабочих комитетов, решавших вопрос о распорядке труда, о найме, увольнениях и т.п. «Предприниматель фактически перестал быть „хозяином в собственном доме“»[180]. Возвращаясь в этой связи к многолетнему спору с бернштейнианцами, Р. Люксембург писала: «Тот желанный „промышленный конституционализм“[181], о котором мечтают в Германии и ради которого сторонники оппортунистической тактики хотели бы оградить от малейшего свежего дуновения стоячие воды единственно спасающего парламентаризма, рождается в России как раз в разгаре революционной бури, из революции, одновременно с политическим „конституционализмом!“»[182]

В понятии революционной массовой стачки Р. Люксембург попыталась генерализировать то качественно новое, что дала марксизму в начале XX в. практика 1905 г. – в отличие от традиционной социал-демократической тактики парламентского и тред-юнионистского типа. «…Этим господам, – писала она о ревизионистах, – рисовалась желанная культурность и смягчение классовой борьбы в образе мелкобуржуазно-демократических иллюзий. Они видели ее в ограничении классовой борьбы исключительно областью парламентаризма и абсолютном исчезновении уличных революций. История решила этот вопрос несколько более глубоким и тонким образом: возникновением революционной массовой стачки. Конечно, этот революционный прием отнюдь не заменяет непосредственных уличных схваток и не делает их излишними. Но он делает их лишь отдельными моментами долгого периода политической борьбы и в то же время связывает с этим революционным периодом огромную культурную работу в буквальнейшем смысле этого слова»[183].

Мысль о культурной работе революции чрезвычайно интересна как в плане противопоставления реформизму, так и в более широком плане конкретизации марксистской идеи массового революционного творчества. Р. Люксембург понимала, что экономические завоевания еще не завершенной революции не могли быть прочными. Борьба несла рабочим как «поразительные» экономические победы, так и свирепые акты мести капитала. Отвоеванный сегодня восьмичасовой рабочий день назавтра сменялся локаутом. Повышение жизненного уровня не могло быть стабильным. Единственным прочным завоеванием в этой неустойчивой, полной контрастов, непрерывно меняющейся обстановке она считала иное, чем прежде, состояние умов. Переворот в сознании масс был, в свою очередь, неизбежным результатом революционного действия, перемещающего социальные пласты столь основательно, что достаточно было одного более или менее значительного общественного конфликта, чтобы буквально в несколько часов новые, не затронутые классовой борьбой массы вырывались из косности и становились составной частью исторического процесса. Русский опыт показал, что массовая стачка стала «естественным средством», дабы «в самом действии рекрутировать, революционизировать и организовывать самые широкие слои пролетариата»[184].