Джон Проктор, давший в теоретическом органе компартии США интересный, но в некоторых деталях небесспорный анализ современного радикального движения в США, пишет: «То, что можно назвать идеологией „новой левой“, не поддается легкой оценке из-за того, что она чрезвычайно изменчива и никогда не является приемлемой для всего движения в целом в одно и то же время. Дело усложняется еще и тем, что многие участники движения утверждают, что они не связаны ни с какой идеологией и начинают с пустого места. Такая позиция сама по себе может быть признана частью политического миросозерцания „новой левой“»[327]
. Однако мы уже знаем, что само появление нового радикализма как политического течения было вызвано вовсе не одним духом противоречия, свойственным молодежи. К тому же безбрежный нигилизм, недоверие к теории, демонстративная безыдейность младенческой поры движения мало-помалу уступают место серьезным раздумьям о его судьбах, перспективах. Налицо процесс идейной кристаллизации, очень медленный и неуверенный, но такой, который может при благоприятных условиях привести и к более значительным результатам. Известные основания ожидать это имеются. Журнал «Nation» пишет: «Можно с уверенностью сказать, что лишь меньшинство участников движения счастливо сознанием того, что у всего движения нет определенной политической программы и стратегии; организации на Юге, в негритянских гетто на Севере и в университетах испытывают большую тягу к социальному эксперименту. По словам Джэкобса и Ландау (авторов недавно вышедшей книги о „новой левой“. –Восстав против отсутствия в современном американском обществе разумного содержания, радикально настроенная молодежь не слагает всю вину на случайные комбинации неблагоприятных для дела социального прогресса политических факторов и вовсе не зовет к «долгополой старине», к порядкам времен демократии Джексона. Решение актуальных проблем она ищет не позади, а впереди – за пределами существующей экономической и политической системы. Самой логикой вещей эти поиски общественного идеала, выраженные в чаяниях коренных перемен и структурных реформ, так или иначе подводят к представлению о принципиально отличном от капитализма социальном устройстве. И хотя основная масса участников движения, возможно, не в состоянии еще дать себе отчет, как далеко следует идти по пути радикальных изменений и социальной реконструкции, тем не менее показательно уже то, что, по-видимому, никто из них не склонен рассматривать свои сегодняшние цели и требования как окончательные, достигнув которые следовало бы поставить точку. Представление о конечной цели движения (пускай, весьма смутное и неотчетливое) побуждает молодых радикалов отдавать предпочтение тем, кто весьма определенно заявил себя сторонником социалистической альтернативы. В суждениях Норма Фрачтера, например (он является одним из лидеров SNCC), о «хорошем обществе будущего» сильнее всего звучат эгалитаристско-кооперативные мотивы, напоминающие в общих чертах концепцию «муниципального социализма» Беллами[329]
. Члены руководства SNCC, пишет Фрачтер, «и многие радикалы, участвующие в движении на Севере и на Юге, убеждены, что вся история эксплуатации белых и черных бедняков в США показывает, что эти слои смогут гарантировать самим себе экономическую, социальную и политическую свободу лишь в рамках представительной демократии[330], при которой вся собственность принадлежит всем членам общины, политические решения принимаются с учетом мнения каждого, нормы общежития базируются на коллективистских началах и регулируются самой общиной, а обязанности граждан устанавливаются и соблюдаются единодушно. Эти положения обрисовывают те цели, во имя которых мы совместно трудимся»[331]. Можно добавить, что сессия активистов SNCC, состоявшаяся в Атланте в феврале 1965 г., высказалась в пользу «фундаментальных изменений в политической и экономической системе американского общества»[332].