Историческая наука и некоторые проблемы современности. Статьи и обсуждения

Похоже на то, что аналитики вроде Аронсона, может быть из самых лучших побуждений, хотят видеть плоды раньше цветов и, найдя, что молодые побеги развиваются не безупречно и не слишком быстро, склонны выносить окончательный приговор на основе сомнительного критерия – соответствует ли сегодняшний характер движения тому идеальному образцу, который, увы, может существовать лишь в абстракции. Не из того ли корня вырастает и другая ошибка Аронсона и одинаково с ним мыслящих представителей леворадикальных течений, нигилистически относящихся к потенциям рабочего класса США, свысока взирающих на него потому только, что сегодня в политическом отношении он все еще пассивен?

И, наконец, последнее. У нас нет достаточных данных, чтобы с полной уверенностью судить обо всем движении, но то, что доступно, позволяет, думается, сделать вывод, что масса его участников не склонна останавливаться на достигнутом уровне[340] и более социалистична, чем кажется многим. Суть этого умонастроения передает следующее место из статьи В. Крачнера (активиста SDS): «…Многие из нас – я позволю себе сказать даже большинство – признают, что учение Маркса и тех, кто следует за ним, является чрезвычайно уместным в сегодняшней обстановке, и заинтересованы в лучшем изучении марксистской теории и ее прикладного значения»[341]. Тот же Аронсон в сотрудничестве с Каули, анализируя лозунг «представительной демократии» и практическую деятельность «новой левой» в трущобах бедняков, пишет: «Выдвигая проблему общественного контроля, „новая левая“ тем самым кладет фундамент концепции человеческой свободы, которая немыслима вне реорганизации социальных отношений. Эта стихийно развивавшаяся сознательность включает в себя не вполне ясное представление об альтернативном пути для общества в направлении создания свободной и равноправной ассоциации людей, контролирующих решения, которые затрагивают их жизнь, – коротко говоря, социалистического общества. Эта новая радикальная сознательность, если перефразировать Ленина, является социалистической сознательностью в ее эмбриональной форме»[342].

Буржуазная печать не без злорадства пишет, что вряд ли этот юношеский порыв, как бы привлекателен сам по себе он ни был, способен «соблазнить» практичного американца, настроенного, дескать, на другой лад. Чем же тогда объяснить тот факт, что движение, которое часто изображается в американской печати как бунт взбалмошных юнцов и девиц против строгостей университетского режима, в табачном дыму рисующих себе воздушные замки, заслужило такую ненависть власть имущих и пользуется неусыпным вниманием дозорщиков внутренней крамолы? «Почему движение практически объявлено вне закона?» – спрашивают в статье редакторы журнала «Studies on the Left» и отвечают: «По-видимому, можно усмотреть ряд причин. Оно (движение „новой левой“. – В.М.) критически настроено по отношению ко всему обществу, а не только к некоторым аспектам господствующей политики… Мы заявляем, что страна руководствуется недемократическими принципами в политике, экономике и в сфере идеологического воспитания своих граждан средствами массовой информации. Мы заявляем, что американцы дегуманизировались настолько, что они готовы поддерживать не рассуждая политику геноцида в Юго-Восточной Азии. Далее, мы отказываемся быть антикоммунистами. Мы считаем, что этот термин потерял свой специфический смысл, который он когда-то имел. Вместо этого он превратился в узловую категорию в системе абстрактного мышления, которое свойственно американцам, когда они хотят подыскать аргументы в пользу внешней политики, представляющей не что иное, как самое обычное насилие»[343].

Сегодня «новая левая», ориентируясь главным образом на молодежь, передовые круги интеллигенции и беднейшие слои населения (негров, белых бедняков в районах массовой безработицы и т.д.), еще не сумела преодолеть свой отрыв от основных масс трудовой Америки (в первую очередь от рабочего класса), за которыми решающее слово в определении судеб страны. Однако молодежный авангардизм сделал очень многое. Своим смелым вызовом политическому безмолвию он пробуждает недовольство и сознание ответственности за судьбы страны и мира у миллионов американцев. Сумеет ли «новая левая» лучше осознать смысл собственных усилий, найти прочную опору в теории, адекватно отражающей социально-экономическую действительность? Сумеет ли она сделать новый значительный шаг вперед навстречу широким народным низам и эффективно способствовать поднятию уровня их сознательности на первый случай до степени готовности порвать с «ужасной политикой свершившихся фактов»[344]? Удастся ли ей закрепиться в американской жизни в качестве постоянного политического фактора, который мог бы в ближайшем будущем проложить дорогу к союзу новых демократических сил, или для этого потребуется еще ряд промежуточных этапов?

На все эти вопросы ответ даст будущее.