Критикуя модель линейной истории, Леонтьев напряженно размышляет над проблемой будущего российской цивилизации. Поиск новой исторической альтернативы, отличной от европейской цивилизации, приводит его к Византии, и он разрабатывает концепцию «русского византизма». По его определению, «византизм есть прежде всего особого рода образованность или культура, имеющая свои отличительные признаки, свои общие, ясные, резкие, понятные начала и свои определенные в истории последствия» [5, с. 94]. В качестве образца государственности он рассматривает византийскую политическую традицию, делая особый акцент на институте самодержавной власти. В его историософской модели преобладает эстетический принцип, и он воспевает красоту как сверхценность. Он буквально восхищается эстетикой империи и войны. Идеал государственности – Византийская империя, исчезнувшая в прошлом, но интересная ему в эстетическом аспекте. Эстетика империи внушает ему антипатию к демократии как к чему-то слишком простому и примитивному. Демократия не интересует Леонтьева как проблема социальной науки. Скорее всего, это антиэстетический феномен, не отвечающий канону византийской красоты. Все, что связано с европейской демократией, вызывает у него отвращение, но это не нравственное, а эстетическое чувство. Материалистический успех европейской демократии, в котором он видел воплощение ненавистного буржуазного мещанства и самодовольства, побуждает его искать новые возможности для России, вступающей, к его ужасу, на путь европейского прогресса.
Историческую альтернативу Европе он находит в учении о культурно-исторических типах. Разделяя циклическую концепцию исторического процесса, сформулированную Н. Я. Данилевским, Леонтьев дополняет её гипотезой «триединого процесса развития», которая является ключевой в его историософии. Леонтьев размышляет над проблемами философии истории в рамках социального органицизма, пытаясь осмыслить их с естественнонаучных позиций, но объективным результатом такого подхода становится исторический фатализм. Органические аналогии и метафоры очень интересны с эстетической точки зрения, но почти бесполезны с научной. В работе «Византизм и славянство» он поставил актуальный научный и философский вопрос: что такое процесс развития? Проблема развития имеет центральное значение в его историософской концепции, основанной на органическом подходе к познанию исторического процесса. Органический подход обязательно подразумевает жизненный цикл и гибель социального организма. По Леонтьеву, развитие – это «постепенное восхождение от простейшего к сложнейшему, постепенная индивидуализация, обособление, с одной стороны, от окружающего мира, а с другой – от сходных и родственных организмов, от всех сходных и родственных явлений» [5, с. 125]. Этому определению Леонтьев придает значение универсального закона, что позволяет ему распространить закономерности органического мира на историю человечества. «Тому же закону подчинены и государственные организмы, и целые культуры мира. И у них очень ясны эти три периода: а) первичной простоты, б) цветущей сложности и 3) вторичного смесительного упрощения» [5, с. 129]. Исходя из закона триединого процесса развития, Леонтьев и в природе, и в обществе видел в основном процессы разложения, гниения, гибели, и в конце концов мрачный апокалипсис стал его навязчивым идефикс. Выступая сторонником органической теории, он использует её натуралистические доводы главным образом для того, чтобы оправдать свою антипатию к буржуазной культуре и либерально-эгалитарному прогрессу. «В мрачной и аристократической душе Леонтьева, – писал Бердяев, – горела эстетическая ненависть к демократии, к мещанской середине, к идеалам всеобщего благополучия. Это была сильнейшая страсть его жизни, и она не сдерживалась никакими преградами, так как он брезгливо отрицал всякую мораль и считал всё дозволенным во имя высших мистических целей» [1, т. 2, с. 247–248].
По Леонтьеву, субъектом истории является государство, которое совмещает в себе признаки культуры и цивилизации. В основе развития государства лежит культура, определяющая его подъем и упадок. Развитие культуры и, следовательно, государства подчиняется закону триединого процесса развития. Разнообразие элементов внутри государства обусловливает присущую ему специфическую форму, приобретающую трансисторический характер. По словам Леонтьева, государственная форма каждого общества в своей «основе неизменна до гроба исторического» [5, с. 132]. Под влиянием апокалиптических настроений он непрерывно призывает остановить либеральный прогресс, ведущий европейские государства к разложению и упадку. Свобода, эгалитаризм, демократия, прогресс, свойственные буржуазной Европе, вызывают у Леонтьева приступы ненависти. Либерализация политической, общественной и частной жизни в европейских государствах воспринимается русским мыслителем как безусловный признак их вторичного упрощения. Процесс разложения и гибели европейской цивилизации неотвратим, потому что он подчиняется объективному космическому закону.