Как учёный естественнонаучного направления, Данилевский пытается разработать научную концепцию исторического развития человечества. Однако широкое использование биологических аналогий вызывает лишь внешний эффект, и на научном уровне его историософской схемы это никак не сказывается. Биологизаторские установки вызывают ассоциации с научным подходом, но этого явно недостаточно для доказательства положений концепции культурно-исторических типов. Действительно, биологических аналогий много, а достоверных знаний мало. Данилевскому так и не удалось ответить на простой методологический вопрос: какое отношение все эти биологические аналогии имеют к социальной науке? Органический подход к познанию общества очень любопытен, но не более того. Внешние физические и ботанические аналогии не способны обосновать точные социологические знания. Доктрина панславизма уже в момент её написания была недостоверной и несостоятельной. Скорее всего, это была попытка сохранить иллюзию славянского единства, которого давно уже не было. Конечно, Данилевский искренне верит в то, что проект панславизма осуществим, но реальная действительность опровергает все его мыслительные конструкции: славянские народы, за исключением русских, были уже завоеваны и включены в состав разных империй, которые активно готовились к войне. Данилевский ставит вопросы, актуальные в контексте славянофильской идеологии, но совершенно ошибочные с научной точки зрения. Доктрина панславизма уже в конце XIX века носила утопический характер, а в годы Первой мировой войны превратилась в славянофильскую мифологию.
Таким образом, в концепции Данилевского, несмотря на идеологический характер и слабость многих его идей, центральное место занимает идея самобытности и самодостаточности каждого культурно-исторического типа. В контексте спора западников и славянофилов эта идея существенно проблематизировала теоретические основы и значение либеральной сверхзадачи – европеизации России.
Глава 2. Константин Леонтьев: концепция русского византизма
Историософские идеи Н. Я. Данилевского развил, придав им новое направление, русский мыслитель К. Н. Леонтьев (1831–1891). Современники дали идейному творчеству Леонтьева весьма критическую оценку: И. C. Аксаков нашел в его взглядах «сладострастный культ палки», С. Н. Трубецкой назвал его «разочарованным славянофилом», Н. А. Бердяев воспринял его как «философа реакционной романтики». «Западники отталкивают его с отвращением, славянофилы страшатся принять его в свои ряды…» [8, с. 192], – отмечал В. В. Розанов.
Напротив, В. В. Зеньковский, оценивая мрачные пророчества Леонтьева, писал: «Можно сказать с уверенностью, что интерес к Леонтьеву будет лишь возрастать… В свете трагических судеб России взгляды Леонтьева, его отдельные суждения приобретают особенную значительность по своей глубине и проницательности» [4, с. 75].
Модель линейной истории, доминирующая в европейской историографии того времени, не устраивает Леонтьева. По сути, эта модель является некритическим обобщением европейской истории, которая трактуется как аналог всемирной истории. Линейный подход слишком упрощает мировую историю. Фактически европейская история отождествляется с мировой, и следствием этой схемы является недостаточное внимание историков к страновым историям. Другим следствием выступает доминирование в европейском обществознании антропоцентризма, неявно утверждающегося идею превосходства западноевропейских народов над остальными народами. Эта идея оправдывала колониальные войны и завоевания европейских государств в эпоху, когда шла отчаянная борьба за передел уже поделённого мира.