Историческая традиция Франции

Центр политики национальной консолидации пришелся на культуру. Французский язык еще при Старом порядке приобрел статус государственного, но оставался во многом языком элиты и «большой» (по Роберту Редфилду) традиции и лишь в период Третьей республики стал постепенно и подлинно общенародным. Решающую роль сыграла массовая школа, введение всеобщего начального образования, а также армия c системой всеобщей воинской повинности. Искоренение «региональных» языков и локальных диалектов приобрело насильственный характер: в школе и в армии запрещали говорить на местном наречии, ослушавшиеся подвергались различным наказаниям и прямому издевательству[840].

Другую основу республиканского образования составила национальная история (см. гл. 3). При этом единство исторического образования, а с ним нравственного воспитания достигалось отсечением альтернативных версий. История Франции создавалась под покровительством сначала учреждений Старого порядка, затем республиканских институтов, и эта официальная история исключала обращение к альтернативной или региональной исторической памяти, к этнографии или литературе[841].

Однако не все было столь однозначно. Еще в годы Революции декретами об учреждении национального музея в Лувре (19 сентября 1792 г.), о защите «национального наследия» (3 брюмера II года), об учреждении государственных архивов (7 мессидора II г.) началось формирование массовой культурной базы; при Третьей республике деятельность в этом направлении приобрела систематический характер. Государство бралось защищать то, что получило с тех пор название «исторических памятников» и «национальных древностей». По всей стране развернулось создание краеведческих музеев, шли археологические раскопки, публиковались документы местных архивохранилищ, исторические монографии отдельных провинций и областей, сборники местных преданий. Воссоздаваемое таким путем многообразное культурное достояние страны становилось существенным восполнением официального исторического «дискурса»[842].

Заморская Франция

Новые горизонты культурного многообразия открыло произошедшее при Третьей республике превращение Франции в страну массовой иммиграции и особенно формирование французской колониальной империи. Оба эти процесса до сих пор оцениваются пристрастно, противоречиво, с диаметрально противоположных позиций. О колониализме продолжают писать, как о «неподдающемся прощению преступлении» и «смертном грехе», обвиняя Французскую республику в «сплошном лицемерии»[843]. Но пишут о нем как о героическом предприятии, означавшем «невероятную интенсивность жизни, более широкие горизонты… морские просторы, которые надлежало преодолеть, климат, с которым предстояло бороться, чужие нравы, в которые требовалось вникнуть». В обществе, замкнутом на себя, закрытом в значительной мере для внешнего мира, заморская колонизация «утверждала образ некоего самопреодоления»[844].

Ныне преобладает стремление к гибкой, амбивалентной оценке, выявляются новые аспекты колониализма в свете современных проблем иммиграции и интеграции. Колониальные империи, утверждает французский политолог Ж.-Ф. Байяр, «прежде всего являли циркуляцию идей, людей, верований, политик, материальных объектов в континентальном и трансконтинентальном масштабах». Колониализм был не изолированным отношением колонизаторов и колонизованных, а «первой многосторонней системой современной глобализации»[845].

В ходе колониальной эпопеи Франция открывала себя народам других континентов, огромному миру. Заморская миссия оказалась органичным для страны делом. Чтобы обосновать колониальную экспансию, у которой было немало противников, и завоевать массовую поддержку, потребовалось обратиться к духовному наследию страны, к универсалистскому пафосу, к вере французов в свое призвание быть носителями идей свободы и прав человека, сеять семена всеобщего просвещения, распространять цивилизацию.

Сосуществование и тесное переплетение интересов национально-государственной консолидации с универсалистскими устремлениями отмечаются на протяжении едва ли не всей истории Франции. «Французское пространство» пребывало в постоянном движении, а территориальная экспансия сопровождалась выдвижением универсалистских установок относительно общей судьбы различных народов, различных частей мира. «От Хлодвига до Карла Великого, от Людовика Святого до Жанны д’Арк, от Робеспьера до Наполеона, от Реставрации до Арабского королевства Наполеона III» универсализм был «субстратом национальной идентичности», пишут профессор университета Страсбур-II Бансель и сотрудник Национального комитета научных исследований Бланшар[846].