Историческая традиция Франции

Идеологи колониальной политики Франции решительно оспаривали мнение об обреченности «низших рас» на прозябание. Верные гуманистической идее единства человеческого рода, они полагали, что народы других рас не должны быть исключены из процесса просвещения и развития: «Поскольку негр или араб поддаются воспитанию, они как часть человечества могут быть спасены высшими цивилизациями»[853]. Воспитание не сводилось к школьному обучению и ликвидации грамотности. Колонизаторы пытались внедрить в колониях достижения своей цивилизации: от правовых норм и хозяйственной инфраструктуры до правил санитарии и средств гигиены. «Дороги, мосты, рисовые поля, рынки, школы»[854], – описывал свои повседневные заботы на Мадагаскаре будущий маршал Франции Луи-Юбер Лиоте.

Далеко не только расистам приходила в голову идея фундаментальности культурных различий. Морис Делафосс, колониальный администратор и зачинатель этнографических исследований французской школы африканистов, писал в 1912 г.: «Следует допустить, что народы Судана (обычное право которых он изучал. – А.Г.), чьи культура и общественный строй отличны от наших, располагают цивилизацией, которая требует труда быть изученной и описанной… Эти народы не заслуживают, чтобы их трактовали низшими по умственным способностям… Их история не закончена; может быть, она только начинается»[855].

Общечеловеческое значение цивилизаций Индии и Китая подчеркивал Жорж Клемансо, осуждая расизм и расовый «жаргон» идеологов колониализма в том числе: «Высшие расы, высшие расы!.. Мне особенно противно это слышать после того, как германские ученые стали доказывать, что Франция должна была быть побеждена во франко-германской войне, поскольку французы представляют низшую расу по отношению к немцам. После этого, признаюсь, дважды присматриваюсь к человеку и его цивилизации, прежде чем произнести: низшая раса. Кто это низшая раса? Индийцы со своей утонченной великой и прекрасной цивилизацией?.. С этой великой религией буддизма, с этим великим искусством?.. Китайцы – низшая раса?.. Конфуций – представитель низшей расы?»[856]

Характеризуя неудачу французской политики в Алжире, Лиоте указывал на психологию колонистов: у них «ментальность совсем как у бошей. Те же теории о низших расах, которые следует эксплуатировать без всякой пощады. Нет ни человечности, ни соображения»[857]. Первая мировая война серьезно подорвала убеждение колонизаторов в превосходстве своей цивилизации, а колониальный опыт, как писал Люсьен Ромье, «показал, что существуют в мире цивилизации – такие как Дальнего Востока, Индии, ислама – которые безусловно отличаются от нашей, но равны, если не превосходят европейскую». «Претензии народов, когда-то названных “варварами”, считать себя равными в моральной и социальной цивилизации европейцам, – добавлял Ромье, – встречают все меньше сопротивления среди самих европейцев при отсутствии предвзятости с их стороны. Более того, встречаются европейцы, очень расположенные воспринять экзотические цивилизации»[858].

Идея расовой иерархии не выдерживала испытания даже в цивилизационном аспекте. А ведь постулат об иерархии обществ и цивилизаций был основным в колониальной идеологии, именно он обеспечивал легитимацию колониальной экспансии с ее начала. «Но вот парадокс, – замечает Рауль Жирарде, – сами колониальные реалии, сами материалы, предоставленные опытом колонизаторов, вскоре поставили эту фундаментальную концепцию под вопрос»[859].

Как резюмировал еще в начале 1970-х годов этот – далекий от разоблачения колониализма – французский исследователь[860], именно колониальный опыт Третьей республики приучал к мысли о равенстве различных культур. Более того стало очевидным позитивное значение возникшего в ходе колонизации интенсивного культурного взаимодействия разных по характеру и степени цивилизованности стран и народов.

«Легитимация колонизации всегда основывалась, – приходит к выводу Лоранс, – на создании (в колониях. – А.Г.) подобия метрополии, то ли в религиозном смысле во времена первых колониальных империй, то ли в смысле вестернизации-модернизации – в последующих. Однако реальность ситуации вела к растущей дифференциации между метрополиями и колониями»[861]. Принцип ассимиляции населения последних исподволь подвергался ревизии. Делая ставку на сотрудничество с представителями колонизованного населения, администрация все более ориентировалась на сохранение местных институтов. Чиновники занялись изучением местных обычаев и даже кодификацией обычного права. Вслед за наполеоновским указом 1812 г. о введении Кодекса Зя Лонг в Индокитае, было издано немало «кодексов туземности (codes d’indigénat)». Они не имели юридической правомочности, но ими, пишет Эмманюель Саада, предлагалось пользоваться как «справочным материалом»[862].