Историческая традиция Франции

Ни в идеологическом, ни в практическом плане Франция не торопилась превращать своих колонизованных подданных в «полноценных французов»[863]. Возникал разрыв между понятиями «национальность» и «гражданство». Колониальные подданные оказывались «французами», лишенными гражданских прав. История Алжира как модели французского колониализма особенно показательна. Спустя три десятилетия после официального выхода из-под османского суверенитета (королевским декретом 24 февраля 1834 г.) Апелляционный суд Алжира признал его жителей «французами». Однако сенатус-консульт 14 июля 1865 г. ввел ограничения для алжирцев в политических правах (лишение права голоса при выборах в законодательные органы), в отношении их отсутствовал ряд гарантий в уголовном праве, устанавливался особый статус в частном праве.

Колониальная политика Франции очень быстро стала отклоняться от модели ассимиляторства. Вместо цивилизаторского принципа «ассимиляции» утверждалась политическая идея «ассоциации». Да и колониальная школа не стала точной копией французской. В африканских колониях преподавание велось на французском языке, темнокожие детишки усваивали из учебника истории «наши предки – галлы». Содержание образования стремились все же приспособить к «верованиям, обычаям, привычкам и традициям» местного населения, как свидетельствовал, например, инспекторский отчет 1906 г. из Сенегала. В нем же указывалось, что генерал-губернатор отнюдь не ставит целью ассимиляцию. Что же касается Индокитая, то по указанию генерал-губернатора Альбера Сарро преподавание должно было вестись главным образом на вьетнамском[864].

Cознательно или нет, республиканская администрация в колониях заимствовала опыт католических миссий (см. гл. 4). «Европейцы, – писал в миссионерском журнале в 1929 г. отец Опье, – считали своим первым делом среди туземцев “обучить” население, которое они полагали глубоко невежественным. Напротив, у этих людей великая культура, характерная для всех народов, не имеющих письменности, со своей историей, религией, моральным кодексом, обычным правом, фольклором, народными песнями, ритуальными танцами, фармакопеей и опытом врачевания, накопленным веками наблюдения»[865].

Сама логика миссионерской или просветительской работы в колониях вела так или иначе к культурному диалогу, к признанию туземной стороны партнером. Происходило то, чем пугали Францию противники колонизации расистского склада (а в наше время отчаянные противники иммиграции). Последователь Лебона Леопольд де Соссюр, прославившийся сочинением «Психология французской колонизации» (1899), доказывал, что вследствие колонизации не институты, верования и нравы аборигенов изменяются колонизаторами, а европейские институты, верования и нравы деградируют от контакта с ментальностью аборигенов. «Посмотрите, что стало с французским языком у антильцев, с цивилизационными институтами на Гаити, с христианством у африканских негров!», – возмущался Соссюр[866].

Взаимодействие культур Франции и ее колоний, часть трансконтинентальных процессов, активизированных заморской экспансией европейских держав, было и остается предметом самых противоречивых оценок – вплоть до ужаса перед смешением рас и страха утраты французской идентичности. Опасались за свою культурную идентичность и представители элиты колоний, – те, кого идеолог ФНО Алжира, классик антиколониализма Франц Фанон назовет в «Проклятьем заклейменных» (1961) «арабо-французскими или нигерийско-английскими интеллигентами»[867].

Постепенно в противовес радикалам с одной и с другой стороны утверждается взвешенный подход, поскольку становится все более ясно, что колониализм был не только угнетением и насилием, обезличенностью и неравенством. Как пишут преподаватели университета Тулуз-ле-Мирей, это еще и взаимодействие культур и, «хотели бы того или нет, – особый путь к модерности для большинства колонизованных стран». В конечном счете – факт, особенно очевидный и актуальный в свете современной миграции – это «циркуляция идей, людей, практик»[868].

На самом деле, политика ассимиляции порождала все возраставшее стремление колонизованных народов к обретению своей идентичности, тем более яростное и неуклонное, чем больше они в лице собственной нарождающейся интеллигенции проникались идеалами европейского Просвещения, принципами Французской республики.