Историческая традиция Франции

Ультранационалистов воодушевляли и финансировали «интегристы», клерикальные круги, добивавшиеся восстановления статуса государственной религии. Эта коалиция носила прагматический характер. Воспитанный в католической среде, но ставший агностиком, Моррас откровенно презирал «сочиненные четырьмя темными евреями» Евангелия. В 1926 г. папа Пий ХI осудил «Аксьён франсез», однако его преемник Пий XII под растущим влиянием фашизма в 1939 г. отменил интердикцию[418].

Знаменателен раскол в стане ученых. Среди активных «дрейфусаров» оказались добивавшиеся превращения истории в социальную науку основоположники «методической школы» (Габриель Моно, Шарль Сеньобос) и создатели новых отраслей гуманитарного знания – социологи Эмиль Дюркгейм, Морис Хальбвакс, Франсуа Симиан, культурантропологи Марсель Мосс и Люсьен Леви-Брюль.

Основатель «Ревю историк», ставшего важнейшим печатным органом в борьбе за реформу образования, душеприказчик Мишле, Моно в полной мере унаследовал универсалистские устремления своего учителя. Вначале он не вступал в борьбу, опасаясь, что его конфессиональная принадлежность (протестант) станет одним из козырей для «антидрейфусаров». Затем, счев свои опасения малодушием, занял самую решительную позицию.

Для Сеньобоса «именно необходимость защиты ценностей демократии против сил традиции обусловливает значение социальных наук». Помогая современному человеку понять унаследованные им «инстинкты, страсти, предрассудки и привычки», они тем самым способствуют формированию граждан демократического общества. Новые науки, считал Сеньобос, должны отмежеваться от «литературной традиции», т. е. от традиционной учености[419].

«Литературную традицию» защищал маститый историк внешней политики Альбер Сорель. Выразив неприятие «интеллектуа-листской», «позитивистской» и «сциентистской» тенденции, восторжествовавшей в университетской среде, академик обрушился на «олигархию эрудитов», которые «льстят народным массам, чтобы править государством»[420]. Переведя взаимодействие различных тенденций в национал-патриотическое русло, литераторы Массис и Тард доказывали, что профессора Сорбонны – охваченные «германизмом» педанты, которые убивают «классическую французскую культуру». Они требовали возвращения национального образования к античным классикам и отцам Церкви.

На обвинение в «педантизме» ответил в 1898 г. Дюркгейм: «Если за последнее время некоторое количество художников, а особенно ученых сочло своим долгом выразить несогласие с вердиктом, законность которого кажется им сомнительной, так это не потому, что они – в качестве химиков или филологов, философов или историков – приписывают себе какие-то особые привилегии… Нет, это потому что, будучи людьми, они намереваются полностью осуществить свое человеческое право… Да, они выказали большую заинтересованность в этом праве, чем остальная часть общества; но это просто означает, что вследствие их профессиональных привычек оно их больше волнует. Приученные практикой научного метода воздерживаться от суждения, пока не удостоверятся в чем-либо полностью, они… не так легко поддаются порывам толпы и влиянию авторитетов (курсив – А.Г.)» [421].

Закономерным следствием «дела Дрейфуса» называют установление союза новой науки и республиканской демократии. Национальный кризис сформировал во Франции категорию «интеллектуалов», как назвали тех, кто, вслед Золя, выступил в защиту Дрейфуса[422]. Со своей стороны, лидеры республиканцев приветствовали политизацию Университета. Клемансо с радостью увидел в выступлении ученых «энергичное выражение приверженности старым традициям либерализма, разума и справедливости»[423].

В конфликте идейно-политических направлений и глубинных культурных течений, каждое из которых отстаивало свое исключительное право на существование, совершенно очевидно столкнулись константы различных эпох национального формирования – возможность личностного самоопределения, в одном случае, и предписанность поведения господствующим мнением либо принятой в той или иной среде общества традицией – в другом.

Республиканские принципы, включая политическое и универсалистское определение национальной идентичности, ставящее во главу угла государственную принадлежность (гражданство), восторжествовали в «деле Дрейфуса» и устояли в испытаниях Первой мировой войны. «Священный союз», как назвали национальное сплочение в 1914–1918 гг., диктовал даже Моррасу заявления о патриотическом долге солдата-француза подчиняться приказам офицера-еврея. В 30-х годах борьба возобновилась. Все же крайне правые – и «те, кто вдохновлялся контрреволюционной традицией, и те, кто исходил из национал-популизма или кого вдохновило установление фашистских режимов, оставались лишенными власти»[424].

«Национальная революция»