Я не посмела сказать более этого. Моя тётушка, графиня Радзивилл, имевшая честь пользоваться милостью императрицы Елизаветы, прозвала ее «1е calme»[19]. Слово это прекрасно характеризовало государыню, которая сама так называла себя в письмах, которые она благоволила писать моей тётушке. Императрица Елизавета показывалась в парке только к вечеру, верхом. Я часто видела, как она проезжала по тёмным аллеям, в сопровождении только своей фрейлины и конюшего. Мне казалось, что она как бы окутана каким-то облаком печали. Говорили, что она избегает гулять в парке утром пешком, из опасения стеснить государя, но откуда этот страх? Как много счастливее были бы они оба, если б могли сойтись!
Казалось, они были как бы созданы друг для друга: то же изящество, кротость, ум. Следовательно, было нечто, мешавшее сближению их сердец? Как печально, что только смерть соединила эти две прекрасные души!
Глава ХХVIII
Я имела честь быть представленной августейшей матери Александра, добродетели которой служат примером и гордостью ее семьи. В тот день, когда я была ей представлена в Павловске, ее летнем местопребывании, я последовала за Ее Величеством и за всем многочисленным и блестящим, как всегда, двором императрицы-матери в так называемый
После обеда государыня сошла в сад, сама нарезала роз английскими ножницами, специально для этого предназначенными, раздала их дамам и дала мне две розы, которые я сохранила как драгоценное воспоминание об этом дне и о милостивом внимании государыни. Величественный рост императрицы, ее красивое сложение и сановитость – невольно поражают и при первом взгляде внушают почтение с примесью некоторой робости, но выражение доброты, отражающееся во всех ее благородных чертах, вселяет доверие в сердца и наполняет их чувством почтительной любви к этой очаровательной государыне.
В этом году праздник в Петергофе не состоялся по случаю отъезда Ее Императорского Высочества Великой княгини Александры, собиравшейся в это самое время ехать морем в Пруссию. Тем не менее, множество посетителей прибыло в Петербург и его окрестности, чтобы полюбоваться морем, которое очень красиво.
Нам отвели в Петергофе помещение австрийского посланника, в Александровском дворце, в парке, где останавливались обыкновенно приглашённые на праздник иностранные министры.
Так же, как в Царском Селе, нам дали здесь дворцовую прислугу, стол, экипаж и т. д. Слуги[20], славные люди, обожавшие своего августейшего повелителя, сменялись через каждые восемь дней.
Так как остававшиеся после нас яства шли в их пользу, они закармливали нас до невозможности. Утром они нам подавали чай, шоколад, кофе, разные сласти. За этим следовал завтрак, в три часа обед с мороженым и самыми дорогими винами, вечером чай и затем ужин, хотя бы мы совсем не были расположены есть. Кроме того, в промежутках между этими трапезами они осведомлялись, не голодны ли мы.
В Петров день императорская семья собралась во дворце. Там я впервые увидела супругу Великого князя Николая, поразившую меня своим изяществом и красотой стройной талии. Головой выше окружавших ее придворных дам, она походила на Калипсо среди ее нимф. Я имела честь быть ей представленной, так же, как супруге Великого князя Михаила, которая, в немногих обращённых словах, проявила ум столько же образованный, сколько приветливый.
Императрица-мать тоже принимала в этот день. Она спросила, нравится ли мне Петергоф. Красота этой местности носит величественный характер. Дворец, построенный в древнем вкусе, не отличается ни обширностью, ни красотой, но с балкона, на который выходит аудиенц-зал, открывается вид на аллеи садов, и сквозь сверкающие фонтаны, выбрасывающие свои струи выше самых высоких деревьев, виднеется море, покрытое многочисленными кораблями, отправляющимися в Кронштадт или возвращающимися оттуда.
В парке показывают любимую беседку Петра Великого, где у него была маленькая кухня и все хозяйственные принадлежности в голландском роде. Здесь он еще представлял собой мастера Петра Саардамского. Посетителям показывают здесь халат и ночной колпак Петра Великого и даже туфлю Екатерины, доказывающую, к слову сказать, что она всюду умела себя поставить на хорошей ноге.
Против беседки – пруд. И теперь еще старые золотистые карпы, которых кормил Пётр I, подплывают на звук колокольчика за хлебом, который им бросают.
В Петергофе есть прекрасная писчебумажная фабрика, где выделывают веленевую бумагу крупного размера, и также завод, где отделывают сибирские драгоценные камни. – аметисты, топазы, малахиты и т. д.