Государь не был знаком с этой частью империи и предполагал посетить все местности своего государства, дабы лично составить себе понятие о благосостоянии своих подданных, о средствах поощрения национальной промышленности, содействия торговле посредством проведения новых дорог, каналов и т. д. Все стремления этого великого государя, все его труды, ночные бдения клонились к одной лишь цели – к счастью пятидесяти миллионов людей.
Накануне отъезда государя я сошла рано утром в парк, чтобы посмотреть на его виды с «башни рыцарей». Вскоре я увидела подходившего с другой стороны государя, который взошёл на платформу башни. Я поспешила взять свой портфель и удалиться, но государь последовал за мной в рощу, говоря, что я так скоро бегу, что он едва может догнать меня. Я извинилась, высказав опасение, что обеспокоила Его Величество. Государь сказал мне, чтобы я отгадала, в котором часу он встал. «В четыре часа», – отвечала я. – «Нет, в половине четвёртого, – возразил Александр. – Я завален работой, – продолжал он. – В эту пору я каждый год предпринимаю путешествие по империи, – и что же! Каждый год все спешат покончить все свои дела со мной, как будто мне уже не предстоит вернуться».
Какое знаменательное слово! Это было предчувствие. Через год, в ту же пору, Александр предпринял новое путешествие… Из него он уже не вернулся!
Я спросила государя, зная, что рана на ноге его еще открыта, – не пострадает ли его здоровье от такого длинного путешествия? «Нет, – сказал он, – настоящая пора очень благоприятна для путешествия в тех местностях, где сейчас нет дождей, а бывают лёгкие морозы».
Затем государь сказал мне, что моя просьба относительно займа удовлетворена. В то же время он высказал сожаление, что не может исполнить другую мою просьбу. Старший сын графа Ш***, служивший в России с ранней юности, вернее – с детства, очень желал получить место адъютанта при Его Величестве и просил меня походатайствовать за него. Мне очень хотелось устроить это дело, и не зная, насколько оно трудно, я употребила все средства, чтобы достигнуть желанной цели.
«Я принуждён, – сказал государь, – ответить вам откровенно, как лицу, которое я люблю и уважаю. Я не могу дать молодому человеку, который до сих пор не был на действительной службе, место, считающееся наградой за многолетнюю службу».
Я напомнила об одиннадцати годах службы моего пасынка. «Одиннадцать лет, – возразил Александр, – много ли это в сравнении со службой стольких заслуженных офицеров в Польше, полковников, считающих лет двадцать службы, и какой службы? Вечно на войне, в ранах и т. д. Все они стремятся получить это место, потому я по справедливости не могу дать его этому молодому человеку. Поставьте себя на моё место – нанести им такую обиду…»
Я умоляла Его Величество стать на мгновение на моё место и простить меня, если я обратилась к нему с неуместной просьбой. «Никакая ваша просьба, – сказал он, – не может быть неуместной по отношению ко мне». И он удалился, сказав, что он навестит меня в час пополудни.
Войдя ко мне, государь вторично извинился, что отказал мне в моей просьбе. Я воспользовалась этим, чтобы попросить его вспомнить при другом случае о молодом человеке, за усердие которого на службе Его Величества я ручаюсь. По этому поводу государь обратился ко мне с несколькими вопросами, доказывавшими его искреннее участие. Затем Александр соблаговолил одобрительно отозваться о моих сочинениях, и мне очень хотелось ответить ему, что я слишком высокого понятия о его времяпрепровождении, чтобы поверить, что он тратит время на чтение таких пустяков.
Я рассказала государю про маленькую литературную войну, которая из-за него случилась у меня по поводу сочинения, озаглавленного «Воспоминание французского пленника». Эта подробность, кажется, позабавила его.
Когда Александр говорил о своих путешествиях, я сказала ему, что потребуется более года, чтобы объехать его государство через Камчатку, и что намедни граф Ш*** и я строили фантастические планы завоевания Его Величеством Китая, ради округления империи. По правде сказать, я заговорила об этом слишком издалека, – чтобы коснуться бедной Греции, о которой уже все позабыли.
«О, моя империя и так чересчур кругла, – ответил государь, – и ваша мысль очень не политична. Россия и так слишком обширна: большие расстояния между губерниями замедляют сообщение. Условия эти тормозят укрепление общего порядка, который сильно от них страдает».
Государь заговорил затем о революции, только что разразившейся в Португалии. Я позволила себе заметить, что движение это нельзя не приписать английской политике. Государь ничего не ответил, но сделал утвердительный знак головой.