Император Александр удостоил графа Ш*** частной аудиенции в Петергофе и принял его так приветливо, что граф проникся чувством восхищения и благодарности к государю. Отпуская графа Ш***, государь сказал ему: «Я принуждён с вами проститься – я провожаю мою невестку, которая уезжает сегодня в Ораниенбаум». И он спросил графа, видел ли он судно, предназначенное для путешествия Ее Императорского Высочества.
Зная, что Его Величество, из внимания к великой княгине, велел отделать это судно со всевозможными удобствами и роскошью, граф Ш***, осмотревший его раньше вместе со мной во всех подробностях, лестно отозвался о нем. Государь, боявшийся для великой княгини последствий морского путешествия, с живостью ответил: «Я сделал всё, что мог, чтобы облегчить ей путешествие, но я не могу охранить ее от морской болезни».
Это судно, только что отстроенное, вмещало восемьдесят пушек и восемьсот человек. Покои Ее Императорского Высочества, состоявшие из семи комнат и часовни, были меблированы и отделаны очень изящно, – зеленой шёлковой материей. На мосту была устроена палатка, где собирались слушать гвардейскую музыку.
Словом, были приняты все меры, чтобы способствовать приятности морского путешествия. Избранный, чтобы везти Ее Высочество, капитан, сделавший кругосветное путешествие, признался нам, что он предпочёл бы дважды объехать свет, чем брать на себя поручение, без сомнения, очень почётное, но весьма ответственное.
Двор уехал из Петергофа после недельного пребывания. Императрица-мать отправилась в Елагинский дворец, государь – в Петербург. Я получила записку от Его Величества, который соблаговолил написать мне, чтобы условиться относительно дня крестин. Церемония назначена была на воскресенье, двадцать второго августа старого стиля.
Александр приехал в два часа пополудни. Он приласкал своего счастливого крестника, несколько раз поцеловал его и сказал мне во время крестин: «Не беспокойтесь за меня, я в этом деле не новичок».
Крестины продолжились дольше обыкновенного, так как аббат Локман (настоятель церкви Мальтийского ордена) счёл нужным произносить молитвы по-латыни и по-французски. Он закончил церемонию красноречивым воззванием к крёстному отцу и к родителям, убеждая их воспитывать ребёнка в тех религиозных взглядах, которые помогут ему сохранить дары, полученные им при крещении.
Государь, улыбаясь, смотрел на меня в критические для ребёнка минуты. Впрочем, сын мой очень хорошо выдержал испытание соли и воды, ибо внимание его было отвлечено богатым костюмом аббата и диакона, украшениями алтаря, зажжёнными среди белого дня свечами.
После погружения в воду государь сам вытер длинные вьющиеся кудри неофита и в нескольких приветливых словах поблагодарил аббата Локмана. Заметив, что граф Ш** удалился сейчас же после церемонии, Александр тотчас пошёл за ним, милостиво говоря, что это ни на что не похоже, что граф Ш*** не остался у себя, и, заставив его вернуться в гостиную, потребовал, чтобы он сел в его присутствии.
Разговор вскоре коснулся политики. Государь неодобрительно отозвался о перемене министерства во Франции, в значительной степени приписывая его влиянию известной дамы. Выразив свое сожаление по поводу отставки Шатобриана, государь сделал несколько метких замечаний относительно мелочных финансовых взглядов (он так выразился) одного французского министра и господина Каннинга, которому он тоже не придавал значения[21]. Государь милостиво предложил нам вернуться в наше помещение в Царском Селе до его отъезда в Сибирь. «Быть может, – прибавил государь, – я могу надеяться, что вы останетесь здесь до моего возвращения и проведёте зиму в Петербурге?» Выразив нашу глубокую признательность за столь любезное приглашение, мы принуждены были ответить, что дела графа Ш*** и в особенности его служебный долг требовали возвращения его во Францию. Государь коснулся болезни Людовика XVIII – болезни настолько серьёзной, что опасались за его жизнь. «Я, однако, надеюсь, – прибавил Александр, – что воцарение нового короля во всяком случае не вызовет смут во Франции. Брат короля любим в стране, и он сумеет проявить должную твёрдость».
Я показала государю присланное мне матерью кольцо, с выгравированным на бирюзе изображением Александра, и прибавила, что она не могла бы придумать для меня более приятного подарка. Государь нашёл портрет похожим и сказал, что он очень благодарен моей матери, так как кольцо это сохранит его в моем воспоминании, и он поручил мне передать ей свой привет.
Когда государь сел в коляску, толпа народа огласила улицу радостными криками: «Ура!», вызванными, как всегда, присутствием возлюбленного монарха. Государь через два месяца должен был предпринять путешествие в семь тысяч вёрст для осмотра в Сибири Уральских гор, где недавно были открыты очень богатые золотые прииски.