Исторические мемуары об императоре Александре и его дворе

Во время разговора сын мой, находившийся в галерее, каждую минуту приотворял дверь гостиной и убегал, как только я звала его. Государь уверял, что малыш с нетерпением ждёт его ухода, чтобы одному пользоваться обществом своей мамы. Я пошла за ним и поставила его на стол около Его Величества, который поцеловал его и убеждал меня дать ему развиваться на свободе, не прибегая к каким-либо принуждениям. Бедный государь! Как он любил детей и как он был бы счастлив, если б его собственные дети остались в живых[22]. Я не преминула с благодарностью упомянуть о милостивом отношении ко мне Их Императорских Величеств и сказала, что я вижу в этом новое доказательство благосклонной снисходительности ко мне Его Величества. «Вы всем обязаны лишь самой себе, – отвечал государь. – Императрицы, прежде чем видеть вас, уже знали вас с самой хорошей стороны».

У меня на столе стоял огромный ананас, присланный мне государем, который ежедневно посылал знакомым дамам в Царском Селе корзинки со всякого рода фруктами, – с персиками, абрикосами, мускатным виноградом и т. д. Говоря о красоте теплиц Ее Императорского Величества и особенной любви к цветам императрицы-матери, я прибавила, что Ее Величество воспитывает юные растения гораздо более интересные, чем прекраснейшие цветы в ее садах.

Александр понял мою мысль и ответил, что основанные императрицей воспитательные заведения для девиц имели громадное влияние на исправление нравов и принесли огромную пользу всем классам петербургского общества. Государь обожал свою августейшую мать. Впрочем, он питал самую нежную и деятельную любовь ко всем членам императорской семьи, в особенности к своим братьям, и старался предупреждать все их желания. В свою очередь, императорская семья обожала его.

Государь расстался со мной, отправляясь обедать в Павловск, к императрице-матери. Прощаясь со мной, он сказал: «Теперь вы возвращаетесь во Францию. Когда же мы можем надеяться вновь увидеть вас? Вы теперь убедились, что путешествие в Петербург – это пустяки». Зная, что Его Величество предполагает быть в будущем году в Варшаве, я ответила, что употреблю все старания, чтобы приехать в это же время в Варшаву и иметь счастье приветствовать Его Величество. Он, по-видимому, остался доволен ответом. Государь – особенно в то время – не любил расставаться с людьми, к которым он относился благосклонно, – с мыслью, что он уже больше не увидит их. Это имело связь со словами, которые он сказал мне за несколько дней перед тем: «Когда я уезжаю, все думают, что я уже больше не вернусь».

Я хотела поцеловать у него руку в ту минуту, как он удостоил протянуть мне ее, но он поспешно отдёрнул руку, говоря, что мы – такие старые друзья, что можем поцеловаться.

Я проводила государя до галереи, выражая ему пожелания счастья, о котором я постоянно молилась. При слове «счастье» Александр сделал движение, как будто он в него уже не верил. Печальное выражение его болезненно поразило моё сердце и никогда не изгладится из моего воспоминания… Он удалился… и мне уже не суждено было еще раз увидеть его!

Нет сомнения, – и многие это подтвердили, что у Александра задолго до смерти были роковые предчувствия[23]. В то время граф Ш*** и я приписали проскользнувшее у него выражение грусти горю, которое Его Величество только что испытал, горю, которое его великая душа старалась превозмочь, т. е. скрыть наружные его проявления, но которое, тем не менее, тяжко легло на его сердце: он только что потерял свою дочь, – дочь, не признанную им, которая носила имя своей матери…

Эту привлекательную молодую особу семнадцати лет привезли в чахотке из Парижа в Петербург, – наперекор мнению докторов и по совету нескольких шарлатанов-магнетизеров, предсказавших ей долгую жизнь, здоровье и замужество. Уже умирающая, она была обручена с графом С***, который магнетизировал ее согласно указаниям парижских ясновидящих. Когда прибыло заказанное в Париже великолепное приданое (стоившее 400 000 франков), юной невесты уже не было в живых.

Похоронные принадлежности, надгробный венок – заменили блестящие туалеты и венец, предназначенные для брачного торжества… Государь узнал об этом печальном событии во время парада. Он сразу страшно побледнел, однако он имел мужество не прерывать занятий и только обмолвился знаменательной фразой: «Я наказан за все мои прегрешения».

Кто же утешал Александра в этом горе?