Одинъ малороссійскій дворянинъ хорошей фамиліи имѣлъ дѣло въ герольдіи о внесеніи его въ родословную книгу и, находясь по этому случаю въ Петербургѣ, рѣшился подать лично прошеніе императору Павлу, причемъ просилъ прибавить къ его гербу девизъ: «помяну имя твое въ роды родовъ». По тогдашнему обычаю, онъ подалъ прошеніе, ставши на колѣни. Павелъ прочиталъ просьбу, она ему понравилась и онъ сказалъ:
— Сто душъ!
Проситель отъ страха и радости упалъ ницъ.
— Мало? — сказалъ императоръ, — двѣсти!
Проситель, ничего не понимая, продолжалъ лежать.
— Мало? — повторилъ императоръ, — триста! Мало? — четыреста! Мало — пятьсотъ! Мало? ни одной!
Насилу, наконецъ, опомнившійся проситель всталъ. Хотя, не умѣя встать вовремя, онъ не получилъ имѣнія, но дѣло его въ герольдіи окончилось скоро и успѣшно.
Разъ, императоръ Павелъ, заѣхавъ въ кадетскій корпусъ, былъ въ духѣ, шутилъ съ кадетами и позволилъ имъ въ своемъ присутствіи многія вольности.
— Чѣмъ ты хочешь быть? — спросилъ государь одного кадета въ малолѣтнемъ отдѣленіи.
— Гусаромъ! — отвѣчалъ кадетъ.
— Хорошо; будешь! А ты чѣмъ хочешь быть? — промолвилъ императоръ, обращаясь къ другому мальчику.
— Государемъ! — отвѣчалъ кадетъ, смѣло смотря ему въ глаза.
— Не совѣтую, братъ, — сказалъ государь, — тяжелое ремесло. Ступай лучше въ гусары.
— Нѣтъ. Я хочу быть государемъ, — повторилъ кадетъ.
— Зачѣмъ? — спросилъ императоръ.
— Чтобъ привезти въ Петербургъ папеньку и маменьку.
— А гдѣ же твой папенька?
— Онъ служитъ маіоромъ въ украинскомъ гарнизонѣ.
— Это мы и безъ того сдѣлаемъ, — сказалъ государь, ласково потрепавъ кадета по щекѣ, и велѣлъ бывшему съ нимъ дежурному генералъ-адъютанту записать фамилію и мѣсто служенія отца кадета.
Черезъ мѣсяцъ отецъ кадета явился въ корпусъ къ сыну и съ изумленіемъ узналъ причину милости императора, который перевелъ его въ сенатскій полкъ и приказалъ выдать нѣсколько тысячъ рублей на подъемъ и обмундировку.
Въ другой пріѣздъ свой въ кадетскій корпусъ, императоръ Павелъ, проходя по гренадерской ротѣ, спросилъ одного благообразнаго кадета:
— Какъ тебя зовутъ?
— Приказный, — отвѣчалъ кадетъ.
— Я не люблю приказныхъ, — возразилъ государь, — и съ этихъ поръ ты будешь называться…
Государь задумался и, взглянувъ на бывшаго съ нимъ сенатора Михаила Никитича Муравьева, сказалъ:
— Ты будешь называться Муравьевымъ!
Затѣмъ, обратясь къ Михаилу Никитичу, императоръ промолвилъ:
— Прошу извинить меня, ваше превосходительство, что я далъ этому кадету вашу фамилію: это послужитъ ему поощреніемъ къ подражанію вамъ, а мнѣ такіе люди, какъ вы, весьма нужны!
Муравьевъ низко поклонился государю.
Черезъ нѣсколько дней вышелъ высочайшій указъ о переименованіи «Приказныхъ» въ «Муравьевыхъ».
До свѣдѣнія императора Павла дошло, что одинъ изъ офицеровъ петербургскаго гренадерскаго полка, Дяхтеревъ, намѣревается бѣжать заграницу. Государь тотчасъ же потребовалъ его къ себѣ.
— Справедливъ ли слухъ, что ты хочешь бѣжать заграницу? — грозно спросилъ императоръ.
— Правда, государь, — отвѣчалъ смѣлый и умный Дяхтеревъ, — но, къ несчастію, кредиторы меня не пускаютъ.
Этотъ отвѣтъ такъ понравился Павлу, что онъ велѣлъ выдать Дяхтереву значительную сумму денегъ и купить для него на счетъ казны дорожную коляску.
Однажды, императоръ Павелъ ѣхалъ по Петербургу верхомъ, въ сопровожденіи адъютанта своего Кутлубицкаго, и встрѣтилъ карету, которая, по тогдашнимъ правиламъ, поровнявшись съ государемъ, остановилась; дверцы ея отворились и на ступенькахъ появилась дама, горбатая спереди и сзади. Императоръ хотѣлъ отвѣчать поклономъ на ея привѣтствіе, но вдругъ отворотился и надулся. Кутлубицкій, замѣтивъ неудовольствіе государя, поспѣшилъ догнать экипажъ и узналъ отъ лакея имя и мѣсто жительства барыни. Павлу понравилась расторопность Кутлубицкаго. Онъ подозвалъ его рукой къ себѣ и спросилъ:
— Что это за дама?
— Польская графиня, такая-то, — отвѣчалъ Кутлубицкій.
— Зачѣмъ она сидѣла на ступенькахъ?
— Это такъ показалось вашему величеству, потому что она горбата спереди и сзади.
По возвращеніи во дворецъ, государь приказалъ Кутлубицкому развѣдать, зачѣмъ эта графиня пріѣхала въ Петербургъ.
Оказалось, что она имѣла значительный процессъ въ сенатѣ о помѣстьи, состоявшемъ изъ нѣсколькихъ тысячъ душъ, продолжавшійся уже десять лѣтъ. Графиня, по приглашенію своихъ знакомыхъ, нѣсколько разъ пріѣзжала въ Петербургъ для окончанія этого дѣла, но, не смотря на обѣщанія, оно все не оканчивалось.