Разъ, Аракчеевъ, бывшій уже военнымъ министромъ, ѣхалъ въ имѣніе свое Грузино, но обыкновенію, въ простой телѣжкѣ, съ однимъ кучеромъ, одѣтый въ ветхую шинель. Остановившись на одной станціи, Аракчеевъ разговорился съ проѣзжимъ офицеромъ, который, никогда не видавъ графа, радушно пригласилъ его пить чай.
— Вы куда ѣдете? — спросилъ его, между прочимъ, Аракчеевъ.
— Въ Петербургъ.
— За дѣломъ?
— Да еще за какимъ! волосъ дыбомъ становится: ѣду къ чорту въ лапы.
— Какому чорту?
— Разумѣется, къ какому, — къ Аракчееву.
— Да развѣ вы его такъ боитесь?
— Кто его не боится!
— Да вотъ, напримѣръ, я бы не струсилъ.
Офицеръ презрительно улыбнулся при этомъ замѣчаніи и еще сильнѣе возвысилъ голосъ въ пользу приводящей въ трепетъ личности графа.
— Можетъ быть, на подобный страхъ причины есть? — замѣтилъ Аракчеевъ, невольно улыбнувшійся при такомъ описаніи.
— Ровно никакой, дѣло мое совершенно правое; а не объяснишься — онѣмѣешь съ перваго взгляда, — отвѣчалъ офицеръ и простодушно разсказалъ всѣ подробности своего дѣла,
— Такъ отчего же тутъ нѣмѣть? — замѣтилъ Аракчеевъ.
— Ахъ, жаль, что не могу васъ просить поговорить за меня.
— Почему же? я бы съ удовольствіемъ согласился, — отозвался графъ и потомъ добавилъ: — въ Петербургъ ѣхать нечего, — графъ въ своемъ имѣніи.
— Приказъ такой данъ: если и въ Америку велитъ ѣхать, такъ разсуждать не будешь.
— Справьтесь въ Новгородѣ, въ канцеляріи, можетъ быть какая отмѣна есть.
— И то правда, — согласился офицеръ.
Путешественники разстались.
На вопросъ офицера смотрителю, который долго почему-то задерживалъ странника, — не знаетъ ли онъ, кто былъ старый собесѣдникъ? — смотритель отрывисто отвѣчалъ:
— Одинъ здѣшній помѣщикъ.
— Чудакъ, должно быть?
Смотритель ничего не возражалъ.
Въ Новгородъ между тѣмъ, точно, пришло приказаніе на имя офицера явиться въ Грузино.
Офицеръ будто окаменѣлъ, когда, при взглядѣ на графа, узналъ въ немъ прежняго своего собесѣдника.
— А вѣдь ты правду говорилъ, что онѣмѣешь, — благосклонно замѣтилъ Аракчеевъ, — дѣло твое кончено: ступай, братецъ, благополучно домой, да помни и утверждай передъ всѣми, что чортъ не всегда бываетъ такъ страшенъ, какъ ого малюютъ.
Доклады и представленія военныхъ лицъ происходили у Аракчеева очень рано, чуть ли не въ шестомъ или въ седьмомъ часу утра. Однажды, представляется ему пріѣхавшій изъ арміи молодой офицеръ, совершенно пьяный, такъ что едва держится на ногахъ и не можетъ выговорить ни слова. Аракчеевъ тотчасъ же приказалъ арестовать его и свести на гауптвахту. Въ теченіе дня, Аракчеевъ призываетъ къ себѣ адъютанта своего, князя И. Долгорукова, и говоритъ ему:
— Знаешь ли? У меня не выходитъ изъ головы этотъ молодой пьяный офицеръ: какъ могъ онъ напиться такъ рано, и еще передъ тѣмъ, чтобы явиться ко мнѣ! Тутъ что нибудь да кроется. Потрудись съѣздить на гауптвахту и постарайся развѣдать, что это значитъ?
Молодой офицеръ, уже отрезвившійся, говоритъ Долгорукову:
— Меня въ полку напугали страхомъ, который наводитъ графъ Аракчеевъ, когда представляются ему; увѣряли, что при малѣйшей оплошности могу погубить свою карьеру на всю жизнь, и я, который никогда не пью водки, для придачи себѣ бодрости, выпилъ залпомъ нѣсколько рюмокъ водки. На воздухѣ меня разобрало и я явился къ графу въ такомъ несчастномъ положеніи. Спасите меня, если можно!
Долгоруковъ возвратился къ Аракчееву и все ему разсказалъ. Офицера приказано было немедленно выпустить съ гауптвахты и пригласить на обѣдъ къ графу на завтрашній день. Разумѣется, офицеръ явился въ назначенный часъ въ полномъ порядкѣ. Аракчеевъ обошелся съ нимъ очень ласково и, отпуская послѣ обѣда, сказалъ ему:
— Возвратись въ свой полкъ и скажи товарищамъ своимъ, что Аракчеевъ не такъ страшенъ, какъ они думаютъ.
Однажды, Аракчеевъ пригласилъ къ себѣ обѣдать, между прочими, двухъ адъютантовъ своихъ, Жиркевича и Козлянинова, изъ которыхъ послѣдній былъ наканунѣ дежурнымъ. Въ продолженіе обѣда, Аракчеевъ былъ необыкновенно веселъ, а въ концѣ подозвалъ камердинера и на ухо сказалъ ему какое-то приказаніе. Тотъ вышелъ, тотчасъ же вернулся и подалъ графу какую-то записку.