А. П. Ермоловъ проѣзжалъ разъ Могилевъ, гдѣ, по неисправности своего экипажа, долженъ былъ на нѣсколько времени остановиться. Командиръ первой арміи, графъ Сакенъ (котораго главная квартира была расположена въ этомъ городѣ), желая оказать Алексѣю Петровичу уваженіе, приказалъ лицамъ своего штаба ему представиться, что и было ими на другой же день исполнено. По пріѣздѣ въ Петербургъ, Ермоловъ, разсказывая этотъ случай своимъ приближеннымъ, сказалъ: «Во время представленія мнѣ лицъ штаба графа Сакена, я замѣтилъ, что всѣ служащіе были — нѣмцы: одинъ только былъ русскій…. и то Безродный»![4]
Въ 1837 году, во время большихъ маневровъ, бывшихъ въ окрестностяхъ города Вознесенска, одной стороной войскъ командовалъ государь императоръ Николай Павловичъ, а другою — начальникъ всей поселенной кавалеріи, генералъ-адъютантъ графъ Витъ.
Случилось такъ, что во время самаго жаркаго дѣла, безъ всякой достаточной причины, генералъ Витъ вдругъ перемѣнилъ образъ дѣйствій — и сталъ съ отрядомъ отступать.
Государь, не понимая такого неожиданнаго маневра, спросилъ у бывшаго подлѣ него А. П. Ермолова.
— Что значитъ это отступленіе, когда Витъ находится въ гораздо лучшемъ положеніи, чѣмъ я?
— Вѣроятно, ваше величество, графъ Витъ принимаетъ это дѣло за настоящее, — былъ отвѣтъ Ермолова.
Тотъ же графъ Витъ, желая ознаменовать пребываніе государя Николая Павловича въ Вознесенскѣ, въ день коронаціи, устроилъ блистательную иллюминацію, и надъ своимъ домомъ помѣстилъ щитъ, окруженный огненными лучами съ буквами Н. А. А. П. Ермоловъ, по этому поводу, сказалъ слѣдующую остроту: «Какъ тонко генералъ Витъ намекаетъ государю, что ему надо аренду».
По окончаніи Крымской кампаніи, князь Меншиковъ, проѣзжая черезъ Москву, посѣтилъ А. П. Ермолова и, поздоровавшись съ нимъ, сказалъ:
— Давно мы съ вами не видались!.. съ тѣхъ поръ много воды утекло!
— Да, князь! правда, что много воды утекло! Даже Дунай уплылъ отъ насъ! — отвѣчалъ Ермоловъ.
Генералъ Голевъ, въ первый свой визитъ къ А. П. Ермолову, съ большимъ любопытствомъ всматривался въ обстановку его кабинета, увѣшаннаго историческими картинами и портретами. Особенное вниманіе его остановилъ на себѣ большой портретъ Наполеона I, висѣвшій сзади кресла, обыкновенно занятаго Ермоловымъ.
— Знаете, отчего я повѣсилъ Наполеона у себя за спиной? — спросилъ Ермоловъ.
— Нѣтъ, ваше высокопревосходительство, не могу себѣ объяснить причины.
— Оттого, что онъ при жизни своей привыкъ видѣть только наши спины.