Нѣсколько лѣтъ спустя, Кречетниковъ и Платонъ, сближенные службою и взаимнымъ уваженіемъ, свидѣлись какъ-то въ Москвѣ и въ дружеской бесѣдѣ вспоминали о прошломъ.
— Да, есть что вспомнить, высокопреосвященный, — сказалъ Кречетниковъ, — а вотъ вы чего не знаете: какая была мнѣ назидательная исповѣдь. По открытіи Калужской губерніи, я пріѣхалъ въ Петербургъ съ донесеніемъ и отчетами. Императрица съ отличною милостью и лестною благосклонностью все выслушала и изъявила мнѣ совершенное свое благоволеніе. Потомъ, сдѣлавъ нѣсколько разныхъ вопросовъ, между прочимъ таинственно спросила:
— Да митрополитъ-то усердно-ли вамъ содѣйствовалъ?
— Съ полнымъ усердіемъ, ваше величество.
— Да не было-ли съ его стороны какихъ нибудь странныхъ желаній, напримѣръ, не требовалъ ли онъ отъ васъ пушечной пальбы при въѣздѣ своемъ въ городъ?
— Нѣтъ, государыня.
Она все знала и нарочно обратила оружіе на васъ, чтобъ больнѣе меня поразить.
— Я что-то такое слышала; по согласитесь, что вѣдь это было бы такъ же смѣшно, какъ еслибъ вы потребовали, чтобъ онъ сопровождалъ васъ колокольнымъ звономъ.
Въ царствованіе Екатерины, въ нѣкоторые торжественные дни, безденежно давались спектакли для увеселенія всѣхъ сословій публики, кромѣ черни.
Въ одномъ изъ такихъ представленій въ театрѣ, въ открытой и нѣсколько выдававшейся впередъ ложѣ, присутствовала императрица. Въ продолженіе пьесы на руку ея, которая лежала на перилахъ ложи, упалъ плевокъ. Она спокойно отерла его платкомъ. Сидѣвшій сзади нея оберъ-шталмейстеръ Л. А. Нарышкинъ выбѣжалъ розыскивать виновнаго и поднялъ тревогу въ ложахъ, бывшихъ надъ императорскою ложею. По возвращеніи его, императрица спросила:
— О чемъ это хлопоталъ ты, Левъ Александровичъ?
— Да какъ же, матушка государыня… такая неслыханная дерзость!..
— Послушай, Левъ Александровичъ, — сказала Екатерина, — если это сдѣлано умышленно, то какое наказаніе тому, кто всенародно осмѣлился такимъ образомъ оскорбить меня, свою императрицу?.. Если же неумышленно, а только по неосторожности, какъ я и полагаю, то виновный и теперь уже болѣе пострадалъ, нежели заслуживаетъ.
Въ одинъ изъ торжественныхъ дней, въ которые Екатерина всенародно приносила въ Казанскомъ соборѣ моленіе и благодареніе Господу Богу, небогатая дворянка, упавъ на колѣни предъ образомъ Божіей Матери, повергла предъ нимъ бумагу. Императрица, удивленная такимъ необыкновеннымъ дѣйствіемъ, приказываетъ подать себѣ эту бумагу и что же видитъ? Жалобу Пресвятой Дѣвѣ на несправедливое рѣшеніе тяжбы, утвержденное Екатериной, которое повергаетъ просительницу въ совершенную бѣдность. «Владычица, говоритъ она въ своей жалобѣ, просвѣти и вразуми благосердную нашу монархиню, да судитъ судъ правый». — Екатерина приказываетъ просительницѣ чрезъ три дня явиться къ ней во дворецъ. Между тѣмъ вытребовываетъ изъ сената ея дѣло и прочитываетъ его съ великимъ вниманіемъ.
Прошло три дня. Дама, принесшая жалобу Царицѣ Небесной на царицу земную, является; ее вводятъ въ кабинетъ; съ трепетомъ приближается она къ императрицѣ.
— Вы правы, — говоритъ Екатерина, — я виновата; простите меня: одинъ Богъ совершенъ; а я вѣдь человѣкъ, но я поправляю мою ошибку: имѣніе ваше вамъ возвращается, а это (вручая ей драгоцѣнный подарокъ) примите отъ меня и не помните огорченій, вамъ нанесенныхъ.
Императрица была чрезвычайно внимательна при разсмотрѣніи приговоровъ по уголовнымъ преступленіямъ, о которыхъ доклады сената читала сама. Она, повидимому, боялась судьбу впавшаго въ преступленіе отяготить выше мѣры содѣяннаго. Такимъ образомъ, часто, когда подсудимый по роду преступленія и по смыслу законовъ подвергался тяжкому осужденію, императрица требовала къ себѣ подлинныя изъ сената дѣла и нерѣдко самого по этой части оберъ-секретаря, посылая о томъ прямо къ послѣднему приказанія, миновавъ генералъ-прокурора и оберъ-прокурора.
По одному изъ такихъ дѣлъ былъ позванъ къ ея величеству оберъ-секретарь сената И. В. Языковъ, который привезъ съ собой и самое дѣло. Удостоивъ съ очаровательною благосклонностью Языкова краткимъ разговоромъ, императрица послѣ того сказала:
— Покажите мнѣ, Иванъ Васильевичъ, въ этомъ дѣлѣ отвѣты подсудимаго и всѣ доводы, принятые къ его обвиненію.
Дѣло было обширное, и Языковъ, не взявъ съ собой очковъ, безъ которыхъ не могъ читать, долго въ дѣлѣ перевертывалъ листы съ одной и другой стороны, не находя нѣкоторыхъ изъ актовъ. Императрица, подойдя къ другому столу, взяла на немъ зрительное стекло и, отдавая его Языкову, сказала:
— Не поможетъ ли оно вамъ?
Однако же и при этомъ пособіи Языковъ не находилъ требуемыхъ актовъ. Смотрѣвъ долго на продолжительный его трудъ, государыня наконецъ сказала:
— Поѣзжайте съ дѣломъ къ секретарю, онъ помоложе насъ обоихъ и скорѣе найдетъ.
Замѣтивъ же, что Языковъ пріѣзжалъ на извозчичьихъ дрожкахъ, императрица повелѣла производить ему изъ кабинета по 1,500 руб. въ годъ на экипажъ.