Исторические рассказы и анекдоты из жизни русских государей и замечательных людей XVIII и XIX столетий

Крыловъ, разумѣется, тотчасъ же угадалъ, кто стихокропатель. «Въ какую хочешь нарядись кожу, мой милый, а ушка не спрячешь», — сказалъ онъ и отмстилъ ему такъ, какъ былъ въ состояніи мстить только умный и добродушный Крыловъ; подъ предлогомъ желанія прослушать какіе-то новые стихи графа Хвостова, Крыловъ напросился къ нему на обѣдъ, ѣлъ за троихъ, и послѣ обѣда, когда амфитріонъ пригласилъ гостя въ кабинетъ, началъ читать стихи свои, онъ безъ церемоніи повалился на диванъ, заснулъ и проспалъ до поздняго вечера.

* * *

На одномъ литературномъ вечерѣ Пушкинъ читалъ своего «Бориса Годунова». Всѣ были въ восхищеніи, одинъ Крыловъ оставался равнодушнымъ.

— Вѣрно вамъ, Иванъ Андреевичъ, не нравится мой «Борисъ»? — спросилъ его Пушкинъ.

— Нѣтъ, ничего, нравится, — отвѣчалъ Крыловъ, — только послушайте, я вамъ разскажу анекдотъ. Одинъ проповѣдникъ говорилъ, что всякое созданіе Божіе есть верхъ совершенства. Горбунъ съ горбами спереди и сзади подошелъ къ каѳедрѣ проповѣдника, показалъ ему свои горбы и спросилъ: «Неужели и я верхъ совершенства?» Проповѣдникъ, удивившись его безобразію, отвѣтилъ: «Да, между горбунами горбатѣе тебя нѣтъ: ты совершеннѣйшій горбунъ». Такъ и ваша драма, Александръ Сергѣевичъ, наипрекрасна въ своемъ родѣ.

* * *

Крыловъ не любилъ читать много серьезнаго; но если хотѣлъ что нибудь изучить, то непремѣнно достигалъ своей цѣли. Такъ, извѣстно, что когда ему было уже болѣе 40 лѣтъ, онъ выучился греческому языку. Поводомъ къ этому послужило слѣдующее обстоятельство, о которомъ разсказывалъ А. Н. Оленинъ. Гнѣдичъ приходилъ къ Оленину читать свой переводъ «Иліады». Чтеніе происходило нерѣдко въ присутствіи Ивана Андреевича, который обыкновенно вступался въ разговоръ, высказывалъ свои замѣчанія о переводѣ. Въ этихъ случаяхъ Гнѣдичъ говорилъ Крылову:

— Вѣдь ты не знаешь греческаго языка; ну, и молчи.

Крыловъ, наконецъ, разсердился: взялъ и выучился греческому языку. Интересно, какъ онъ учился. Бывало, сидитъ за греческой грамматикой, а рядомъ съ ней лежитъ раскрытый какой нибудь романъ; если кто нибудь заставалъ его за этимъ занятіемъ, то онъ тотчасъ же прикрывалъ грамматику романомъ.

Однажды, Гнѣдичъ пришелъ, по обыкновенію, читать свой переводъ Оленину. Присутствовавшій въ это время Крыловъ вступилъ въ споръ, началъ доказывать Гнѣдичу, что какой-то стихъ онъ перевелъ неправильно. Гнѣдичъ спросилъ Ивана Андреевича:

— Да ты почему знаешь?

Крыловъ взялъ подлинникъ, прочиталъ стихъ по-гречески и перевелъ. Гнѣдичъ былъ совершенно пораженъ такой неожиданностью и сказалъ:

— Какъ же ты говорилъ, что незнакомъ съ греческимъ языкомъ.

— Да я выучился только недавно, — отвѣчалъ Иванъ Андреевичъ.

* * *

Одинъ годъ императорская фамилія жила въ Аничковскомъ дворцѣ, а Крыловъ, какъ извѣстно, жилъ въ домѣ Императорской Публичной Библіотеки, въ которой занималъ должность библіотекаря. Разъ, императоръ Николай Павловичъ встрѣтилъ Крылова на Невскомъ проспектѣ.

— А! Иванъ Андреевичъ! Какъ поживаешь? Давно не видались мы съ тобой! — сказалъ императоръ.

— Давненько, ваше величество, — отвѣчалъ баснописецъ, — а вѣдь, кажись, сосѣди.

* * *

Крыловъ, какъ извѣстно, умеръ отъ несваренія желудка, покушавъ натертыхъ сухихъ рябчиковъ со сливочнымъ масломъ на ночь. Онъ прохворалъ нѣсколько дней, и въ это время его часто навѣщалъ Я. И. Ростовцевъ, искренно любившій Ивана Андреевича. Въ одно изъ такихъ посѣщеній, Крыловъ сказалъ Ростовцеву:

— Чувствую, что скоро умру, и очень сожалѣю, что не могу написать послѣдней басни на самого себя.

— Какой басни? — спросилъ Яковъ Ивановичъ.

— А вотъ какой. Нагрузилъ мужикъ возъ сухой рыбой, сбираясь везти ее на базаръ. Сосѣдъ говоритъ ему: не свезетъ твоя кляченка такой грузной клади! — А мужикъ ему въ отвѣтъ: ничего! Рыба-то сухая!

* * *

Однажды, Крыловъ получилъ приглашеніе на придворный маскарадъ. Собираясь ѣхать, онъ совѣтовался съ Е. М. Олениной какъ лучше придумать костюмъ.

— Да вы, Иванъ Андреевичъ, вымойтесь и причешитесь, и васъ никто не узнаетъ, — отвѣчала ему Оленина.

* * *

Какъ-то, за обѣдомъ, А. И. Оленинъ сказалъ Крылову:

— Ни одинъ литераторъ не пользуется такой славой, какъ ты: твоихъ басенъ вышло болѣе десяти изданій.

— Что-жъ тутъ удивительнаго? — отвѣчалъ Крыловъ. — Мои басни читаютъ дѣти, а это такой народъ, который все истребляетъ, что ни попадется въ руки. Поэтому моихъ басенъ много и выходитъ.

(Жизнь и сочиненія Крылова. Лобанова. СПБ. 1847. Стр. 57–66).

* * *

Изгоняя роскошь и желая пріучить подданныхъ своихъ къ умѣренности, императоръ Павелъ назначилъ число кушаньевъ по сословіямъ, а у служащихъ — но чинамъ. Майору опредѣлено было имѣть за столомъ три кушанья. Яковъ Петровичъ Кульневъ, впослѣдствіи генералъ и славный партизанъ, служилъ тогда майоромъ въ Сумскомъ гусарскомъ полку и не имѣлъ почти никакого состоянія. Павелъ, увидя его гдѣ-то, спросилъ:

— Господинъ майоръ, сколько у васъ за обѣдомъ подаютъ кушаньевъ?

— Три, ваше императорское величество.

— А позвольте узнать, господинъ майоръ, какія?