Исторические рассказы и анекдоты из жизни русских государей и замечательных людей XVIII и XIX столетий

(Платонъ, митрополитъ московскій. В. Новаковскаго. Спб. 1834. Стр. 24).

* * *

Однажды, императоръ Павелъ, бывши въ Москвѣ, пожелалъ посѣтить Троицкую лавру. Митрополитъ Платонъ отправился въ монастырь, чтобы сдѣлать распоряженіе къ его встрѣчѣ. Наступилъ день посѣщенія. У святыхъ воротъ лавры стояли въ два ряда монахи въ лучшихъ, богатѣйшихъ ризахъ; тутъ же былъ и митрополитъ съ крестомъ въ рукахъ. Государь подъѣхалъ и вышелъ изъ экипажа. Подойдя къ митрополиту и увидя на немъ ветхую крашеную ризу, вспыхнулъ и отступилъ назадъ. Гнѣвъ изобразился на лицѣ его. Не выслушавъ привѣтствія и не приложившись ко кресту, угрюмый, прошелъ онъ быстрыми шагами въ соборъ. Началось молебствіе. Павелъ былъ гнѣвенъ. Бывшая съ нимъ свита смутилась, но митрополитъ оставался спокоенъ. По окончаніи службы, Платонъ, осѣняя Павла крестомъ, сказалъ: «Государь! для встрѣчи твоей мы облеклись въ богатѣйшія одѣянія сокровищницы нашей, на мнѣ же видишь одѣяніе драгоцѣннѣйшее всѣхъ — ризу св. угодника Сергія». Мгновенно просіяло лицо Павла. Онъ съ любопытствомъ разсматривалъ ризу преподобнаго Сергія и, осмотрѣвъ монастырь, возвратился въ Москву въ веселомъ расположеніи духа.

(Разсказы о быломъ. «Историъ Вѣст.» 1884. Т. 1. Стр. 137).

* * *

Когда Потемкинъ сдѣлался послѣ Орлова любимцемъ императрицы Екатерины, сельскій дьячокъ, у котораго онъ учился въ дѣтствѣ читать и писать, наслышавшись въ своей деревенской глуши, что бывшій ученикъ его попалъ въ знатные люди, рѣшился отправиться въ столицу и искать его покровительства и помощи.

Пріѣхавъ въ Петербургъ, старикъ явился во дворецъ, гдѣ жилъ Потемкинъ назвалъ себя и былъ тотчасъ же введенъ въ кабинетъ князя.

Дьячокъ хотѣлъ было броситься въ ноги свѣтлѣйшему, но Потемкинъ удержалъ его, посадилъ въ кресло и ласково спросилъ:

— Зачѣмъ ты прибрелъ сюда, старина?

— Да вотъ, ваша свѣтлость, — отвѣчалъ дьячокъ, — пятьдесятъ лѣтъ Господу Богу служилъ, а теперь выгнали за неспособностью: говорятъ, дряхлъ, глухъ и глупъ сталъ. Приходится на старости лѣтъ побираться мірскимъ подаяньемъ, а я бы еще послужилъ матушкѣ царицѣ — не поможешь ли мнѣ у нея чѣмъ нибудь?

— Ладно, — сказалъ Потемкинъ, — я похлопочу. Только въ какую же должность тебя опредѣлить? Развѣ въ соборные дьячки?

— Э, нѣтъ, ваша свѣтлость, — возразилъ старикъ, — ты теперь на мой голосъ не надѣйся; нынче я пѣть-то ужъ того — ау! Да и видѣть, надо признаться, сталъ плохо; печатное едва разбирать могу. А все же не хотѣлось бы даромъ ѣсть хлѣбъ.

— Такъ куда же тебя примкнуть?

— А ужъ не знаю. Самъ придумай.

— Трудную, братъ, ты мнѣ задалъ задачу, — сказалъ улыбаясь Потемкинъ. — Приходи ко мнѣ завтра, а я между тѣмъ подумаю.

На другой день утромъ, проснувшись, свѣтлѣйшій вспомнилъ о своемъ старомъ учителѣ и, узнавъ, что онъ давно дожидается, велѣлъ его позвать.

— Ну, старина, — сказалъ ему Потемкинъ, — я нашелъ для тебя отличную должность.

— Вотъ спасибо, ваша свѣтлость; дай тебѣ Богъ здоровья.

— Знаешь Исакіевскую площадь?

— Какъ не знать; и вчера и сегодня черезъ нее къ тебѣ тащился.

— Видѣлъ Фальконетовъ монументъ императора Петра Великаго?

— Еще бы!

— Ну такъ сходи же теперь, посмотри, благополучно ли онъ стоитъ на мѣстѣ, и тотчасъ мнѣ донеси.

Дьячокъ въ точности исполнилъ приказаніе.

— Ну что? — спросилъ Потемкинъ, когда онъ возвратился.

— Стоитъ, ваше свѣтлость.

— Крѣпко?

— Куда какъ крѣпко, ваше свѣтлость.

— Ну и хорошо. А ты за этимъ каждое утро наблюдай, да аккуратно мнѣ доноси. Жалованье же тебѣ будетъ производиться изъ моихъ доходовъ. Теперь можешь идти домой.

Дьячокъ до самой смерти исполнялъ эту обязанность и умеръ, благословляя Потемкина.

(Изустное преданіе).

* * *

Въ турецкую кампанію 1789 года, Потемкинъ обложилъ какое-то непріятельское укрѣпленіе и послалъ сказать начальствующему въ немъ пашѣ, чтобъ сдался безъ кровопролитія. Между тѣмъ, въ ожиданіи удовлетворительнаго отвѣта, былъ приготовленъ великолѣпный обѣдъ, къ которому были приглашены генералитетъ и всѣ почетныя особы, принадлежавшія къ свитѣ князя. По разсчету Потемкина, посланный парламентеръ долженъ былъ явиться къ самому обѣду; однакожъ онъ не являлся. Князь сѣлъ за столъ въ дурномъ расположеніи духа, ничего не ѣлъ, грызъ по своему обыкновенію ногти и безпрестанно спрашивалъ: не ѣдетъ ли посланный? Обѣдъ приходилъ къ окончанію и нетерпѣніе Потемкина возрастало. Наконецъ, вбѣгаетъ адъютантъ съ извѣстіемъ, что парламентеръ ѣдетъ.

— Скорѣй, скорѣй сюда его! — восклицаетъ князь.

Черезъ нѣсколько минутъ входитъ запыхавшійся офицеръ и подаетъ письмо. Разумѣется, въ ту же минуту письмо распечатано, развернуто… но вотъ бѣда: оно написано по-турецки! — новый взрывъ нетерпѣнія.

— Скорѣе переводчика! — закричалъ Потемкинъ.

Переводчикъ является.

— На, читай и говори скорѣе, сдается укрѣпленіе или нѣтъ?

Переводчикъ беретъ бумагу, читаетъ, оборачиваетъ письмо, вертитъ имъ передъ глазами туда и сюда и не говоритъ ничего.