— Да говори же скорѣе, сдается укрѣпленіе или нѣтъ? — спрашиваетъ князь въ порывѣ величайшаго нетерпѣнія.
— А какъ вашей свѣтлости доложить, — прехладнокровно отвѣчаетъ переводчикъ, — я въ толкъ не возьму. Вотъ изволите видѣть, въ турецкомъ языкѣ есть слова, которыя имѣютъ двоякое значеніе: утвердительное и отрицательное, смотря потому, бываетъ поставлена надъ ними точка или нѣтъ; такъ и въ этомъ письмѣ находится именно такое слово. Если надъ нимъ поставлена точка перомъ, то укрѣпленіе не сдается; но если точку насидѣла муха, то на сдачу укрѣпленія паша согласенъ.
— Ну, разумѣется, что насидѣла муха! — воскликнулъ Потемкинъ — и тутъ же, соскобливъ точку столовымъ ножемъ, приказалъ подавать шампанское и провозгласилъ тостъ за здоровье императрицы.
Укрѣпленіе дѣйствительно сдалось, но только черезъ двое сутокъ, когда пашѣ были обѣщаны какіе-то подарки, а между тѣмъ донесеніе государынѣ о сдачѣ этого укрѣпленія было послано въ тотъ же самый день, какъ Потемкинъ соскоблилъ точку, будто бы насиженную мухой.
Графиня Екатерина Васильевна Скавронская сдѣлалась статсъ-дамой императрицы Екатерины II, на двадцать шестомъ году своего возраста, благодаря слѣдующему случаю:
Однажды Скавронская, приходившаяся родней Потемкину, увидѣла у него на столѣ портретъ государыни, который онъ носилъ. Графиня взяла портретъ и, подойдя къ зеркалу, шутя, приколола его на себя.
— Катинька! — воскликнулъ Потемкинъ, — поди благодари императрицу — ты статсъ-дама.
— Что вы со мною дѣлаете? — отвѣчала Скавронская.
— Я тебѣ приказываю, — повторилъ князь — и, написавъ записку, принудилъ ее идти наверхъ.
Императрица приняла эту выходку съ неудовольствіемъ, которое, не смотря на свойственное ей искусство, не могла скрыть; но, не сказавъ ни слова, отправила графиню съ письменнымъ отвѣтомъ и утвердила распоряженіе Потемкина. Впослѣдствіи, Екатерина привязалась къ графинѣ и была къ ней очень милостива.
Однажды, въ лагерѣ подъ Очаковымъ, Потемкинъ узналъ случайно, что въ Москвѣ проживаетъ нѣкто Спечинскій, отставной военный, который обладаетъ столь необыкновенной памятью, что выучилъ наизусть всѣ святцы и можетъ безъ ошибки перечислить имена святыхъ на каждый день. Это очень заинтересовало князя. Онъ тотчасъ же отправилъ къ Спечинскому курьера съ изрядной суммой денегъ и приглашеніемъ пріѣхать въ лагерь. Спечинскій принялъ приглашеніе съ восторгомъ, воображая, что Потемкинъ нуждается въ немъ для какого нибудь важнаго дѣла, обѣщалъ многимъ своимъ знакомымъ протекцію и разныя милости, наскоро собрался и, проскакавъ безъ отдыха нѣсколько сутокъ въ курьерской телѣжкѣ, прибылъ подъ Очаковъ. Немедленно по пріѣздѣ, онъ былъ потребованъ къ князю. Съ трепетомъ и радостной надеждой вступилъ Спечинскій въ палатку свѣтлѣйшаго и нашелъ его въ постели со святцами въ рукахъ.
— Правда ли, — спросилъ Потемкинъ, окинувъ вошедшаго равнодушнымъ взглядомъ, — что вы знаете наизусть всѣ святцы.
— Правда, ваша свѣтлость, — отвѣчалъ Спечинскій.
— Какого же святаго празднуютъ 18 мая? — продолжалъ князь, смотря въ святцы.
— Мученика Ѳеодота, ваша свѣтлость.
— Такъ. А 29-го севтября.
— Преподобнаго Киріака, ваша свѣтлость.
— Точно. А 5-го февраля?
— Мученицы Агафіи.
— Вѣрно, — сказалъ Потемкинъ, закрывъ святцы, — благодарю, что вы потрудились пріѣхать. Можете отправиться обратно въ Москву хоть сегодня же.
Нѣкто В.[5]
считалъ себя однимъ изъ близкихъ и короткихъ людей въ домѣ Потемкина, потому что послѣдній входилъ съ нимъ иногда въ разговоры и любилъ, чтобы онъ присутствовалъ на его вечерахъ. Самолюбіе внушало В. мысль сдѣлаться первымъ лицомъ при князѣ. Обращаясь съ Потемкинымъ часъ отъ часу фамильярнѣе, В. сказалъ ему однажды:— Ваша свѣтлость не хорошо дѣлаете, что не ограничите числа имѣющихъ счастіе препровождать съ вами время, потому что между ними есть много пустыхъ людей.
— Твоя правда, — отвѣчалъ князь, — я воспользуюсь твоимъ совѣтомъ.
Послѣ того, Потемкинъ разстался съ нимъ, какъ всегда, очень ласково и любезно.
На другой день В. пріѣзжаетъ къ князю и хочетъ войти въ его кабинетъ, но офиціантъ затворяетъ передъ нимъ дверь, объявляя, что его не велѣно принимать.
— Какъ! — произнесъ пораженный В., — ты вѣрно ошибаешься во мнѣ или моемъ имени?
— Никакъ нѣтъ, сударь, — отвѣчалъ офиціантъ, — я довольно васъ знаю и ваше имя стоитъ первымъ въ реэстрѣ лицъ, которыхъ князь, по вашему же совѣту, не приказалъ къ себѣ допускать.
Въ самомъ дѣлѣ, съ этого времени Потемкинъ болѣе уже никогда не принималъ къ себѣ В.