Исторические рассказы и анекдоты из жизни русских государей и замечательных людей XVIII и XIX столетий

Однажды, Потемкинъ спросилъ себѣ кофе. Адъютантъ тотчасъ же пошелъ приказать метр-д’отелю. Не прошло минуты, адъютантъ бросился торопить метр-д’отеля. Черезъ нѣсколько секундъ, князь, съ нетерпѣніемъ, снова началъ требовать кофе. Всѣ присутствовавшіе, по очереди, спѣшили распорядиться скорѣйшимъ удовлетвореніемъ его желанія.

Наконецъ, кофе былъ принесенъ, но Потемкинъ отвернулся и сказалъ:

— Ненадобно. Я только хотѣлъ чего нибудь ожидать; но и тутъ лишили меня этого удовольствія.

(Записки Энгельгардта. «Рус. Вѣст.» 1859. №4. Стр. 656).

* * *

Какъ-то разъ, за ужиномъ, Потемкинъ былъ очень веселъ, любезенъ, говорливъ, и шутилъ безпрестанно; но потомъ вдругъ задумался, началъ грызть ногти, что означало всегда неудовольствіе, и наконецъ сказалъ:

— Можетъ ли быть человѣкъ счастливѣе меня? Все, чего я ни желалъ, всѣ прихоти мои исполнялись какъ будто какимъ очарованіемъ. Хотѣлъ чиновъ — имѣю; орденовъ — имѣю; любилъ играть — проигрывалъ суммы несчетныя; любилъ давать праздники — давалъ великолѣпные; любилъ покупать имѣнія — имѣю; любилъ строить дома — построилъ дворцы; любилъ дорогія вещи — имѣю столько, что ни одинъ частный человѣкъ не имѣетъ такъ много и такихъ рѣдкихъ. Словомъ, всѣ мои страсти выполнялись.

Сказавъ это, Потемкинъ съ силою ударилъ фарфоровой тарелкой объ полъ, разбилъ ее въ дребезги, ушелъ въ спальню и заперся.

(Тамъ же, стр. 667).

* * *

По Петербургу распространились въ рукописяхъ запрещенные стихи, приписываемые Пушкину. Петербургскому генералъ-губернатору, графу Милорадовичу, поручено было произвести дознаніе. Онъ пригласилъ къ себѣ Пушкина, распекъ его и велѣлъ полиціймейстеру ѣхать къ нему на квартиру и опечатать всѣ его бумаги.

Пушкинъ, услышавъ такое приказаніе, сказалъ:

— Графъ! Вы напрасно это дѣлаете. Тамъ не найдете того, что ищете. Лучше велите дать мнѣ перо и бумаги, — я здѣсь вамъ все напишу.

Милорадовичъ, тронутый такой откровенностью, воскликнулъ:

— All! C’est clievaleresque. (Это по-рыцарски).

Пушкинъ сѣлъ и написалъ всѣ свои контрабандные стихи.

* * *

Нижегородское имѣніе, гдѣ одно время жилъ А. С. Пушкинъ, находится въ нѣсколькихъ верстахъ отъ села Апраксина, принадлежащаго семейству Новосильцевыхъ, которое поэтъ очень любилъ, въ особенности хозяйку дома, милую и добрую старушку. Она часто журила его за суевѣріе, доходившее въ немъ дѣйствительно до крайней степени. Разъ Новосильцева праздновала свои именины, и Пушкинъ обѣщался пріѣхать къ обѣду, но его долго ждали напрасно и рѣшились наконецъ сѣсть за столъ безъ него. Подавали уже шампанское, когда онъ явился, подошелъ къ именинницѣ и сталъ передъ нею на колѣни.

— Наталья Алексѣевна, — сказалъ онъ, — не сердитесь на меня: я выѣхалъ изъ дома и былъ уже недалеко отсюда, когда проклятый заяцъ пробѣжалъ поперекъ дороги. Вѣдь вы знаете, что я юродивый: вернулся домой, вышелъ изъ коляски, а потомъ сѣлъ въ нее опять и пріѣхалъ, чтобы вы меня выдрали за уши.

* * *

Въ 1820 году, Пушкинъ былъ удаленъ изъ Петербурга и назначенъ на службу въ Екатеринославль, въ канцелярію генерала Инзова, попечителя колонистовъ южнаго края. Пребываніе Пушкина въ этомъ городѣ продолжалось недолго, такъ какъ онъ вскорѣ уѣхалъ на Кавказъ, а затѣмъ попечительство надъ колонистами было переведено въ Кишиневъ.

Невольный житель Екатеринославля, Пушкинъ страшно скучалъ; къ скукѣ присоединилась болѣзнь — жестокая простуда, происшедшая отъ ранняго купанья въ Днѣпрѣ. Жилъ Пушкинъ въ какой-то избенкѣ, въ обстановкѣ самой непривлекательной. Жизнь въ глухомъ и бѣдномъ городѣ, при такихъ обстоятельствахъ, не могла прельщать поэта, только что покинувшаго столицу и, повидимому, всѣми покинутаго. Но оказалось, что и въ пустынномъ тогда Екатеринославлѣ уже знали Пушкина, какъ знаменитаго писателя, и пребываніе его въ городѣ не только огласилось, но и сдѣлалось событіемъ для лицъ, восторженно къ нему относившихся. Однимъ изъ такихъ людей былъ профессоръ екатеринославской духовной семинаріи, А. С. Понятовскій, имѣвшій въ то время всего 26 лѣтъ. Для пылкаго юноши-педагога ничего не значило отыскать еще юнѣйшаго поэта и представиться ему въ качествѣ горячаго поклонника его таланта. И вотъ, Понятовскій, въ сопровожденіи богатаго екатеринославскаго помѣщика Клевцова, вѣроятно такого же энтузіаста, являются въ лачужку, занимаемую Пушкинымъ, который находился въ эту минуту въ раздраженномъ состояніи. Пушкинъ встрѣтилъ гостей, держа въ зубахъ булку съ икрой, а въ рукахъ стаканъ краснаго вина.

— Что вамъ угодно? — спросилъ онъ вошедшихъ.

Когда послѣдніе сказали, что желали имѣть честь видѣть славнаго писателя, то славный писатель отчеканилъ имъ слѣдующую фразу:

— Ну, теперь видѣли?.. До свиданія!

* * *

* * *

Появленіе стихотвореній Бенедиктова произвело сильное впечатлѣніе не только въ литературномъ, но и въ чиновничьемъ мірѣ. И литераторы, и чиновники петербургскіе были въ восторгѣ отъ Бенедиктова. Одинъ Пушкинъ остался хладнокровнымъ, прочитавъ Бенедиктова, и на вопросы, какого онъ мнѣнія о новомъ поэтѣ, отвѣчалъ: