— Мы другъ друга понимаемъ. Тайнаго брака не существовало, хотя бы то и для усыпленія боязливой совѣсти. Шопотъ о семъ былъ мнѣ всегда противенъ. Почтенный старикъ предупредилъ меня; но я ожидала этого отъ свойственнаго малороссіянамъ самоотверженія.
Однажды, императоръ Петръ III, благоговѣвшій передъ королемъ прусскимъ Фридрихомъ II и восторгавшійся имъ, хвасталъ фельдмаршалу графу К. Г. Разумовскому, что король произвелъ его въ генералъ-майоры прусской службы.
— Ваше величество можете съ лихвой отмстить ему, — отвѣчалъ Разумовскій, — произведите его въ русскіе генералъ-фельдмаршалы.
Петръ III, намѣреваясь объявить, противъ общаго желанія, войну Даніи, сказалъ Разумовскому: — «Я выбралъ тебя, чтобъ сопутствовать мнѣ въ походѣ и командовать моей арміей».
— Въ такомъ случаѣ — возразилъ Разумовскій, — я позволю себѣ дать Вашему Величеству совѣтъ: прикажите выступить двумъ арміямъ, дабы за арміею, находящеюся подъ моей командой, постоянно слѣдовала другая, чтобы заставить моихъ солдатъ идти впередъ. Иначе я не предвижу, какимъ образомъ можетъ осуществиться предпріятіе вашего величества.
Когда началась война съ турками, въ 1769 году, главнокомандующимъ былъ назначенъ князь А. М. Голицынъ. Разумовскій, никогда не начальствовавшій арміею, считался тогда старшимъ фельдмаршаломъ. Кто-то изъ его знакомыхъ, желая польстить ему, выразилъ удивленіе, почему начальство надъ армію ввѣрено младшему?
— Потому — отвѣчалъ ему Разумовскій, — что Голицыну достаточно одной арміи, а я, лишась двухъ, только съ третьей разобью непріятеля.
Въ 1770 году, по случаю побѣды, одержанной нашимъ флотомъ надъ турецкимъ при Чесмѣ, митрополитъ Платонъ произнесъ, въ Петропавловскомъ соборѣ, въ присутствіи императрицы и всего двора, рѣчь, замѣчательную по силѣ и глубинѣ мыслей. Когда витія, къ изумленію слушателей, неожиданно сошелъ съ амвона къ гробницѣ Петра Великаго и, коснувшись ея, воскликнулъ: «Возстань теперь, великій монархъ, отечества нашего отецъ! Возстань и воззри на любезное изобрѣтеніе свое!» — то среди общихъ слезъ и восторга, Разумовскій вызвалъ улыбку окружающихъ его, сказавъ имъ потихоньку: «Чего винъ его кличе? Якъ встане, всѣмъ намъ достанется».
Московскій генералъ-губернаторъ, князь Прозоровскій, слѣдовавшій дѣло извѣстнаго Новикова, арестовалъ послѣдняго съ особенной торжественностью. Придавая этому событію важное значеніе, Прозоровскій съ гордостью и самодовольствіемъ разсказывалъ Разумовскому о тѣхъ мѣрахъ, которыя были приняты имъ для ареста Новикова.
— Вотъ расхвастался, — отвѣчалъ Разумовскій, словно городъ взялъ: старичонка, скорченнаго гемороидами, схватилъ подъ караулъ! Да одного бы десятскаго или будочника послалъ за нимъ, тотъ бы и притащилъ его.
Какъ-то разъ, за обѣдомъ у императрицы, зашелъ разговоръ о ябедникахъ. Екатерина предложила тостъ за честныхъ людей. Всѣ подняли бокалы: одинъ лишь Разумовскій не дотронулся до своего. Государыня, замѣтивъ это, спросила его, почему онъ не доброжелательствуетъ честнымъ людямъ?
— Боюсь — моръ будетъ, — отвѣчалъ Разумовскій.
— Что у васъ новаго въ совѣтѣ? — спросилъ Разумовскаго одинъ пріятель.
— Все по-старому — отвѣчалъ онъ — одинъ Панинъ думаетъ, другой кричитъ, одинъ Чернышевъ предлагаетъ, другой труситъ, я молчу, а прочіе хоть и говорятъ, да того хуже.
Однажды, въ сенатѣ, Разумовскій отказался подписать рѣшеніе, которое считалъ несправедливымъ.
— Государыня желаетъ, чтобъ дѣло было рѣшено такимъ образомъ, — объявили ему сенаторы.
— Когда такъ, — не смѣю ослушаться, — сказалъ Разумовскій, взялъ бумагу, перевернулъ ее верхомъ внизъ, и подписалъ свое имя…
Поступокъ этотъ былъ, разумѣется, немедленно доведенъ до свѣдѣнія императрицы, которая потребовала отъ графа Кирилы Григорьевича объясненій.