Читаем Исторические записки. Т. VIII. Жизнеописания полностью

В период правления Сяо Хуй[-ди он] стал чжунланцзяном. [Сюннуский] шаньюй посылал письма, порочащие императрицу Люй-хоу, проявляя непочтительность. Люй-хоу была сильно возмущена[713] и собрала своих военачальников, чтобы посоветоваться. Старший военачальник Фань Куай заявил: «Дайте мне сто тысяч воинов, и я пройду [с ними] земли сюнну вдоль и поперек». Остальные военачальники, льстившие Люй-хоу, [поддержали его], сказав: «Правильно!» [Но] Цзи Бу заявил: «Фань Куай достоин казни! Ведь Гао-ди, имея под своим началом более четырехсот тысяч воинов, попал в трудное положение в Пинчэне. Как же Фань Куай намеревается сейчас со стотысячным войском пройти вдоль и поперек сюннуские земли? [Он] лжет вам в лицо, государыня! [В прошлом], когда Циньская империя воевала с хусцами, Чэнь Шэ и другие подняли восстание. Раны того времени до сих пор не залечены. Льстивые суждения Куая принесут Поднебесной лишь потрясения». В этот момент в дворцовом зале воцарилось смятение, императрица прервала прием и в дальнейшем не возвращалась к предложению наступать на сюнну.

Цзи Бу стал управителем области Хэдун[714]. Во время [правления императора] Сяо Вэня кто-то из приближенных заговорил о [206] мудрости Цзи Бу, [и] Сяо Вэнь призвал [его], намереваясь поставить юйшидафу. Однако нашелся человек, который сказал о его храбрости и о том, что к нему лучше не подходить во время пира. [Поэтому, когда Цзи Бу] прибыл, его продержали месяц в подворье для приезжих, а на аудиенции предложили отправиться обратно. Тогда Цзи Бу сказал императору: «Я не имею особых заслуг, но все же пользовался вашим расположением; мне было поручено заниматься судебными делами в Хэдуне. Однако вы, Ваше величество, беспричинно призвали меня к себе, — видимо, кто-то из ваших подданных ввел вас в заблуждение. Сейчас я прибыл, но без каких-либо поручений отправлен обратно. Наверняка кто-то оклеветал меня. Получается, что когда какой-то человек хвалит меня Вашему величеству, вы меня призываете, а когда другой человек поносит меня, вы меня отсылаете. Я опасаюсь того, что рассудительные люди Поднебесной узнают об этом и сделают определенный вывод о Вашем величестве». Государь промолчал и, чувствуя неловкость, после долгой паузы сказал: «Хэдун — это как бы наши руки и ноги, поэтому я специально вас [назначил на этот пост]». Бу попрощался и уехал на место [прежней] службы.

Господин Цао Цю из Чу был бяньши. Он не раз бывал на содержании у властей предержащих; он прислуживал Чжао Туну[715] и другим знатным особам; был в дружеских отношениях с Доу Чан-цзюнем[716]. Цзи Бу узнал об этом и послал письмо с предостережением Доу Чан-цзюню. В письме говорилось: «Я слышал, что господин Цао Цю — недостойный человек, не следует с ним поддерживать отношения». Потом Цао Цю собрался съездить к себе в Чу и пожелал получить рекомендательное письмо у Цзи Бу[717]. Доу Чан-цзюнь сказал ему: «Военачальник Цзи не любит вас, я бы не советовал вам ездить к нему». Но тот настойчиво добивался получения письменной рекомендации и потом отправился [к нему], предварительно послав человека с письмом. Цзи Бу, конечно, очень рассердился и стал ждать Цао Цю. Когда Цао Цю прибыл, он со сложенными руками приветствовал Цзи Бу, сказав ему: «У чусцев есть такая поговорка: «Лучше получить одобрение у Цзи Бу, чем добыть сто цзиней золота». Каким образом вы, господин, завоевали такую репутацию в землях Лян и Чу? Я, как и вы, чусец. Путешествуя, я мог бы распространить вашу славу на всю Поднебесную, разве это не заслуживает внимания? Почему же вы отвергаете мои усилия?» Цзи Бу очень понравились [эти слова], [он] провел [Цао Цю] к себе, задержав на несколько месяцев, принимал его как важного [207] гостя и с почетом проводил. И в том, что имя Цзи Бу стало еще более известным, немалая заслуга Цао Цю.

Младшего брата Цзи Бу звали Цзи Синь. Он был известен в пределах застав как сильный духом человек. Почтительный и внимательный к людям, он был благородным храбрецом, и все мужи на тысячи ли вокруг были готовы идти с ним на смерть. Как-то [Цзи Синь] убил человека и бежал в княжество У, где скрылся у Юань Сы[718]. Он относился к Юань Сы как к старшему, а к Сюй Гуань-фу и Цзи Фу — как к младшим братьям. Затем он сделался чжунсыма при дувэе Чжи Ду[719], который всегда относился к нему с должным почтением. Юные служаки часто действовали якобы от его имени. В то время и храбрость Цзи Синя, и добрая репутация [Цзи] Бу были широко известны в пределах застав.

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники письменности Востока

Самгук саги Т.1. Летописи Силла
Самгук саги Т.1. Летописи Силла

Настоящий том содержит первую часть научного комментированного перевода на русский язык самого раннего из сохранившихся корейских памятников — летописного свода «Исторические записи трех государств» («Самкук саги» / «Самгук саги», 1145 г.), созданного основоположником корейской историографии Ким Бусиком. Памятник охватывает почти тысячелетний период истории Кореи (с I в. до н.э. до IX в.). В первом томе русского издания опубликованы «Летописи Силла» (12 книг), «Послание Ким Бусика вану при подношении Исторических записей трех государств», статья М. Н. Пака «Летописи Силла и вопросы социально-экономической истории Кореи», комментарии, приложения и факсимиле текста на ханмуне, ныне хранящегося в Рукописном отделе Санкт-Петербургского филиала Института востоковедения РАН (М, 1959). Второй том, в который включены «Летописи Когурё», «Летописи Пэкче» и «Хронологические таблицы», был издан в 1995 г. Готовится к печати завершающий том («Описания» и «Биографии»).Публикацией этого тома в 1959 г. открылась научная серия «Памятники литературы народов Востока», впоследствии известная в востоковедческом мире как «Памятники письменности Востока».(Файл без таблиц и оригинального текста)

Ким Бусик

Древневосточная литература
Самгук саги Т.2. Летописи Когурё. Летописи Пэкче
Самгук саги Т.2. Летописи Когурё. Летописи Пэкче

Предлагаемая читателю работа является продолжением публикации самого раннего из сохранившихся памятников корейской историографии — Самгук саги (Самкук саги, «Исторические записи трех государств»), составленного и изданного в 1145 г. придворным историографом государства Коре Ким Бусиком. После выхода в свет в 1959 г. первого тома русского издания этого памятника в серии «Памятники литературы народов Востока» прошло уже тридцать лет — период, который был отмечен значительным ростом научных исследований советских ученых в области корееведения вообще и истории Кореи раннего периода в особенности. Появились не только такие обобщающие труды, как двухтомная коллективная «История Кореи», но и специальные монографии и исследования, посвященные важным проблемам ранней истории Кореи — вопросам этногенеза и этнической истории корейского народа (Р.Ш. Джарылгасиновой и Ю.В. Ионовой), роли археологических источников для понимания древнейшей и древней истории Кореи (академика А.П. Окладникова, Ю.М. Бутина, М.В. Воробьева и др.), проблемам мифологии и духовной культуры ранней Кореи (Л.Р. Концевича, М.И. Никитиной и А.Ф. Троцевич), а также истории искусства (О.Н. Глухаревой) и т.д. Хотелось бы думать, что начало публикации на русском языке основного письменного источника по ранней истории Кореи — Самгук саги Ким Бусика — в какой-то степени способствовало возникновению интереса и внимания к проблемам истории Кореи этого периода.(Файл без таблиц и оригинального текста)

Ким Бусик

Древневосточная литература

Похожие книги

Шахнаме. Том 1
Шахнаме. Том 1

Поэма Фирдоуси «Шахнаме» — героическая эпопея иранских народов, классическое произведение и национальная гордость литератур: персидской — современного Ирана и таджикской —  Таджикистана, а также значительной части ираноязычных народов современного Афганистана. Глубоко национальная по содержанию и форме, поэма Фирдоуси была символом единства иранских народов в тяжелые века феодальной раздробленности и иноземного гнета, знаменем борьбы за независимость, за национальные язык и культуру, за освобождение народов от тирании. Гуманизм и народность поэмы Фирдоуси, своеобразно сочетающиеся с естественными для памятников раннего средневековья феодально-аристократическими тенденциями, ее высокие художественные достоинства сделали ее одним из наиболее значительных и широко известных классических произведений мировой литературы.

Абулькасим Фирдоуси , Цецилия Бенциановна Бану

Древневосточная литература / Древние книги
Эрос за китайской стеной
Эрос за китайской стеной

«Китайский эрос» представляет собой явление, редкое в мировой и беспрецедентное в отечественной литературе. В этом научно художественном сборнике, подготовленном высококвалифицированными синологами, всесторонне освещена сексуальная теория и практика традиционного Китая. Основу книги составляют тщательно сделанные, научно прокомментированные и богато иллюстрированные переводы важнейших эротологических трактатов и классических образцов эротической прозы Срединного государства, сопровождаемые серией статей о проблемах пола, любви и секса в китайской философии, религиозной мысли, обыденном сознании, художественной литературе и изобразительном искусстве. Чрезвычайно рационалистичные представления древних китайцев о половых отношениях вытекают из религиозно-философского понимания мира как арены борьбы женской (инь) и мужской (ян) силы и ориентированы в конечном счете не на наслаждение, а на достижение здоровья и долголетия с помощью весьма изощренных сексуальных приемов.

Дмитрий Николаевич Воскресенский , Ланьлинский насмешник , Мэнчу Лин , Пу Сунлин , Фэн Мэнлун

Семейные отношения, секс / Древневосточная литература / Романы / Образовательная литература / Эро литература / Древние книги
Непрошеная повесть
Непрошеная повесть

У этой книги удивительная судьба. Созданная в самом начале XIV столетия придворной дамой по имени Нидзё, она пролежала в забвении без малого семь веков и только в 1940 году была случайно обнаружена в недрах дворцового книгохранилища среди старинных рукописей, не имеющих отношения к изящной словесности. Это был список, изготовленный неизвестным переписчиком XVII столетия с утраченного оригинала. ...Несмотя на все испытания, Нидзё все же не пала духом. Со страниц ее повести возникает образ женщины, наделенной природным умом, разнообразными дарованиями, тонкой душой. Конечно, она была порождением своей среды, разделяла все ее предрассудки, превыше всего ценила благородное происхождение, изысканные манеры, именовала самураев «восточными дикарями», с негодованием отмечала их невежество и жестокость. Но вместе с тем — какая удивительная энергия, какое настойчивое, целеустремленное желание вырваться из порочного круга дворцовой жизни! Требовалось немало мужества, чтобы в конце концов это желание осуществилось. Такой и остается она в памяти — нищая монахиня с непокорной душой...

Нидзе , Нидзё

Древневосточная литература / Древние книги