Истории будущего

В 1940-х годах американский лингвист Бенджамин Уорф заявил, что отдельные людские сообщества лишены чувства времени. В языке индейцев хопи он не нашел «никаких слов, грамматических форм, конструкций или выражений, которые прямо относились бы к нашему пониманию времени»¹⁵⁹. Приблизительно в те же годы румынский философ религии Мирча Элиаде утверждал (опираясь на сочетание археологических и текущих свидетельств о традиционных обществах), что в небольших сообществах прошлого люди мыслили время совершенно иначе¹⁶⁰. Они не воспринимали время динамично и линейно, как принято в современном мире, где все пользуются часами. Вместо этого, говорил Элиаде, древние переживали время двумя взаимосвязанными способами – как «профанное» (мирское) и как «сакральное» (священное). Мирское время представляло собой поверхностный опыт изменений, отчасти схожий с временем А-серии, за исключением того, что большинство изменений рассматривалось как повторяющееся и циклическое – закат и восход солнца, наступление зимы, циклы жизни, рождения и смерти. Священное же время немного походило на время В-серии, характеризовалось постоянством и стабильностью, и в него попадали через обряды, в сновидениях, через обретение священного знания или в трансе. По мнению Элиаде, проблески священного времени убеждали людей в иллюзорности перемен, причем изменение размеров группы почти не сказывалось на этом убеждении.

В двадцатом столетии антропологи осознали, что современное ощущение единого, динамичного, движущегося поступательно времени, отмеряемого часами, возникло сравнительно недавно; быть может, именно поэтому некоторые ученые, в том числе Уорф, отказались от идеи времени как фундаментальной категории человеческого мышления. Впрочем, сегодня большинство антропологов признает, что за разнообразием воззрений на время можно уловить некие важные общие закономерности. Утверждения Уорфа о «вне- временности» языка хопи давно отвергнуты, поскольку более поздние исследования показали, что даже языки без грамматического времени способны отделять настоящее от прошлого и будущего¹⁶¹. Как писал антрополог Э. Э. Эванс-Причард, у народности тив в северной Нигерии как будто не существует отдельной категории мышления, сходной с современной идеей времени, но «время имплицитно присутствует в мысли и речи тив»¹⁶².

Кроме того, многие нынешние антропологи считают, что Мирча Элиаде изрядно преувеличил уникальность древнего опыта разделения времени на мирское и священное. Как мы видели в главе 1, даже современные представления о времени подразумевают и динамизм, и ощущение некоего постоянства. Циклические и повторяющиеся формы изменений привычны для нашего образа жизни, а чувство глубокого постоянства, таящееся за поверхностными изменениями, живет и здравствует в законах современной физики и в текущей философии времени.

В обзоре литературы по антропологии времени за 1992 год Альфред Гелл пишет: «Нет такой волшебной страны, где люди переживают время иначе, чем мы сами [сегодня], где нет прошлого, настоящего и будущего, где время стоит на месте или гонится за собственным хвостом, или качается назад и вперед, как маятник… Есть лишь часы и иные устройства, иные расписания, которых нужно придерживаться, иные досадные задержки, счастливые ожидания, неожиданные повороты событий и долгие периоды монотонного труда»¹⁶³.

Антрополог Джек Гуди утверждает, что все люди способны воспринимать темпоральную последовательность (одни события следуют за другими) и темпоральную продолжительность (одни события происходят медленно, а другие происходят быстро¹⁶⁴).

Откуда же берется тогда такое разнообразие восприятия времени, выявленное антропологами в способах различных обществ описывать прошлое, настоящее и будущее?

Естественное, психологическое и социальное время

Одно из объяснений упомянутого разнообразия состоит в признании того факта, что человеческий опыт времени смешивает три различных типа ритмов – ритмы естественного времени, времени психологического и времени социального. Чтобы выживать, мы должны приводить свою деятельность в соответствие с этими ритмами. Но по мере развития человеческих обществ и технологий относительное значение этих ритмов изменялось, преображая восприятие разными обществами время в целом и будущего в частности.