Различия между народным и элитарным представлениями о будущем становились видны отчетливо, когда два мира сталкивались между собой. Обычно это происходило, когда правители пытались искоренить некие формы народного мышления о будущем, противоречившие или угрожавшие их собственному авторитету.
В пастушеско-кочевых обществах евразийских степей империи возникали и рушились столь быстро, что эти конфликты могли принимать особо зрелищные формы. В начале тринадцатого столетия монгольские последователи Чингисхана всего за одно поколение превратились из малочисленных скотоводческих кланов с традиционными религиозными практиками и верованиями в глобальную империю, покорившую большую часть Евразии и пребывавшую под влиянием универсальных религий «осевого времени». Шаманы, которые повелевали народным мышлением о будущем в традиционном монгольском мире, были могущественными людьми, частично сами считались вождями198
. Они исцеляли больных, впадали в транс, наблюдали за небом и предсказывали затмения. По трещинкам на обугленных костяшках овец они предрекали ближайшие события, находили злодеев и назначали благоприятные дни для начала войны или похода, а некоторые использовали специальные камни, чтобы управлять погодой или вызывать метели. Сам Чингисхан тоже притязал на шаманскую силу. По словам персидского историка Джуджани [74], он был «привержен волшбе и обману и водил дружбу с некоторыми бесами. Порою он словно впадал в забытье, и в этом бесчувственном состоянии с его языка слетало всякое»199.Когда Чингисхан (Тэмуджин) достиг высшей власти, главным шаманом в его окружении считался Тэб-Тенгри (Кокочу), будто бы посещавший небо на сером жеребце, ходивший обнаженным в самые студеные зимы и умевший превращать воду в пар. Эти двое были друзьями с юности. Тэб-Тенгри объявил, что Небо избрало Тэмуджина будущим властелином мира, и, возможно, первым назвал друга Чингисханом, то есть «Общим правителем»200
. По мере укрепления власти Чингисхана под его руку перешли многочисленные подданные различных культурных и религиозных взглядов, в том числе буддисты, даосы и мусульмане, да и собственные философские и религиозные горизонты самого хана заметно расширились. Постепенно он перенял частицу универсалистского духа «осевого времени». Мусульманский историк Джувейни [75], которого привечали преемники Чингисхана, писал, что хан «не терпел пристрастности, не ставил одну веру выше другой и не ценил что-либо одно; скорее он почитал и уважал ученых и благочестивых представителей каждой веры, усматривая в таком поведении стезю к Господнему Престолу»201.Изменение взглядов Чингисхана помогает объяснить причину конфликта между двумя шаманами. К 1210 году Тэб-Тенгри и его родичи начали покушаться на власть Чингисхана. Они угрожали брату хана Отчигину и другим членам его семьи, переманили на свою сторону некоторых его последователей, а Тэб-Тенгри предсказывал, что Чингисхан может лишиться мандата Неба [76]
. Согласно «Сокровенному сказанию монголов», когда Чингис услыхал, что Тэб-Тенгри с братьями собирались навестить его, он сказал своему брату Отчигину, у которого были свои причины не доверять шаману: «Тэб-Тенгри ужо явится. Я разрешаю тебе поступить с ним по своему усмотрению» [77]. Отчигин засел в засаде с тремя «силачами» и, когда прибыл Тэб-Тенгри, вызвал того бороться. Отчигин схватил Тэб-Тенгри за воротник со словами: «Вчера ты заставлял меня молить о прощении. Давай же попытаем жребия». Он вытащил шамана из шатра хана и отволок к силачам; те сломали шаману хребет и «бросили у края телег на левой стороне двора» (такая форма казни практиковалась для тех, кто имел высокий статус, чтобы избежать пролития крови). На третью ночь после смерти тело Тэб-Тенгри исчезло из юрты, куда его поместили, и это, как заявил сам Чингисхан, было доказательство, что даже Небо отвергло шамана. Как пишет историк Кристофер Этвуд, «вот так Чингисхан заменил Тэб-Тенгри в качестве имперского голоса небесной воли»202.За этой битвой стояло множество политических и религиозных интересов, но отчасти это было и состязание за власть над будущим между традиционным шаманом, человеком локальных и личных взглядов, и восходящим императором, сторонником более широкого, универсалистского мировоззрения203
. Последнее сохранилось и после смерти Чингисхана. В 1254 году христианский посол Вильгельм (Гильом) Рубрук присутствовал на диспуте, когда внук Чингисхана, император Мункэ, почтительно выслушивал сторонников различных религий, прежде чем объявить, что «мы, Моалы [78]… верим, что существует только единый Бог, которым мы живем и которым умрем, и мы имеем к Нему открытое прямое сердце… Но как Бог дал руке различные пальцы, так Он дал людям различные пути» [79].Пускай не всегда столь жестокие, конфликты между разными представлениями о мире и будущем были широко распространены в аграрную эпоху.