Истории Фирозша-Баг

Смеялся даже папа, но торопил нас, потому что мы останавливались, чтобы послушать их дальнейший диалог. Потом мы шли по спящим улицам. Жители мостовых потягивались и подыскивали место, где можно было бы облегчиться. Затем складывали свои картонки и сворачивали полиэтиленовые мешки, пока на улицу не вышли дворники и не начиналось движение транспорта. Иногда они разводили небольшой костерок, если была еда на завтрак, или просили милостыню у тех, кто шел в итальянский ресторан выпить утром чай с молоком и специями и с булочкой в придачу. Бывало, мама заворачивала нам с папой остатки от вчерашнего ужина, чтобы по дороге раздать бездомным.

Прошло много времени с тех пор, как мы последний раз играли в крикет. Ушел в прошлое и запуск воздушного змея. Я уныло размышлял о том, что вещи, доставлявшие мне радость, одна за другой покинули мою жизнь. А Фрэнсис? Как там бедняга Фрэнсис? Где он теперь? Мне так хотелось бы, чтобы он работал в Фирозша-Баг, как прежде. В том ужасном избиении в Тар Галли виноваты Наджамай и Техмина, две глупые старухи. А то, что он, по словам Наджамай, украл восемьдесят рупий, я думаю, неправда. Бестолковая корова сама не помнила, куда их сунула.

Я положил пинцет и потянулся за комиксами. Папа посмотрел на меня.

– Не останавливайся, на этой неделе я должен выглядеть идеально. Пойду на собеседование или на встречу.

Избегая его взгляда, я невозмутимо заявил:

– Я буду читать комикс.

И ушел на ступеньки дворовой площадки. Когда в дверях я обернулся, папа все еще смотрел на меня. У него было такое же выражение лица, как у мамай-джи, когда нитка рвалась и выскальзывала из пальцев, а веретено падало на пол. Но я все равно ушел, это было делом чести. Ведь всегда надо делать то, что сказал.

Комиксы не заняли у меня много времени. Когда-то было весело вместе с папой наперегонки бежать к двери, чтобы схватить «Таймс» и притворяться, будто мы боремся за то, кому первому читать комикс. Я подумал о морщинах на папином лбу, так ясно видных с моей удобной наблюдательной позиции – стоя над ним с пинцетом в руках. Его редеющие волосы почти не блестели, хоть и были напомажены накануне, а воскресная щетина на подбородке была испещрена серыми и белыми волосками.

Что-то – раскаяние или просто жалость – зашевелилось внутри меня, но я подавил в себе это чувство, не желая разбираться в его природе. У всех моих друзей были отцы с седеющими волосами. И, конечно, ребята проводили воскресное утро не так, как я, иначе они бы рассказали. Мы с ними разные, для них не бывает ничего слишком личного, поэтому они болтают обо всем на свете. Особенно Песи. Он нам рассказывал, как его отец испускает газы, и украшал свое повествование соответствующими звуковыми эффектами. Сейчас Песи в школе-интернате. А его отец умер.

С каменных ступенек нашего корпуса «С» я мог видеть всю дворовую площадку до корпуса «А» в дальнем ее конце. В ворота въехал черный «фиат» доктора Сидхвы и медленно покатился по корявым плиткам Фирозша-Баг. Проезжая мимо меня, доктор помахал. Он был очень похож на Песиного отца. Такие же «гусиные лапки» в уголках глаз, как у доктора Моди. И даже их старые машины казались похожими. Только доктор Моди лечил животных, а доктор Сидхва – людей. В разное время он лечил нас всех. Его дом и медкабинет были в двух шагах от Фирозша-Баг. Даже больной мог туда дойти. Доктор был правоверный парс, часто посещал храмы огня и на вызов всегда приезжал сам. Чего еще желать от врача?

Машина остановилась в дальнем конце площадки. Доктор Сидхва, крупный мужчина, вышел из нее и потянулся за своим чемоданчиком. «Наверное, в корпусе "А" кому-то потребовалась срочная помощь, – решил я, – раз доктора вызвали в воскресенье». Он хлопнул дверцей, потом открыл ее и снова хлопнул, на этот раз сильнее. От удара старая машина немного качнулась, но дверь закрылась как надо. На ступеньках корпуса «А» появился Вираф. Я помахал ему рукой – просигналил, что жду.