Истории Фирозша-Баг

Старинная щербатая поварешка, переданная по наследству от бабушек и прабабушек, загремела о кастрюлю с баклажанами, давая понять, что сказано еще далеко не все.

«Зачем девушке такой слой косметики? Не иначе, ей надо что-то под ним скрывать!

Так начищает свои ботинки, что я могу в них увидеть свое несчастное лицо. После встречи с ней извел больше крема для обуви, чем за все предыдущие годы.

Если она не уважает твоих родителей, как она будет уважать тебя? Ты всю жизнь будешь несчастным».

Отец сказал только:

«Доверяй маминой интуиции. Я ей всегда доверяю, она еще никогда не подводила».

Очень быстро дела пошли еще хуже. Ни дня не проходило без ссор. Они говорили друг другу слова, о которых когда-то не могли и помыслить, – слова злобные и мстительные. Через несколько дней по настоянию отца происходили примирения с искренними объятиями и слезами раскаяния, идущими из самой глубины души, так страстно обоим хотелось, чтобы в доме снова воцарились мир и согласие. Но длилось это недолго. Охватившие их странные чувства и силы, непостижимые и загадочные, проявлялись снова, порождая ссоры и обидные тирады.

После нескольких визитов Джахангир больше не приглашал девушку к себе. Да и она под разными предлогами отказывалась – чувствовала молчаливую неприязнь, которая при ее появлении расцветала пышным цветом. Внешне, однако, никаких признаков не было – со стороны все выглядело благопристойно и вежливо, радушно и мило. Но нетрудно было догадаться, что за всем этим кроется. Кроме того, девушка разгадала некоторые случайные намеки, встречаясь с Джахангиром, после мучительного пребывания у него в гостях. Она пыталась помочь ему, и перед расставанием он соглашался противостоять родителям, стать независимым и давал множество других обещаний.

Но все эти обещания смывала новая волна упреков, ожидавших его дома. Если же Джахангиру удавалось высказаться в независимом духе, который в него вселяла девушка, все равно из этого не выходило ничего хорошего.

– Вам ясно? – говорила мать с мрачным удовлетворением. – Теперь вам ясно, что я права, когда говорю, что она на него плохо влияет? Он идет к ней и возвращается с такими жестокими словами. А кто его научил, хотелось бы знать! Ведь раньше он ничего подобного не говорил. Теперь мне опять придется начинать все сначала, чтобы избавить его от ее дурного влияния. И тогда он станет больше похож на сына, каким я его всегда знала. Но сколько это будет продолжаться, сколько? – скорбно завершала она, и Джахангир уже больше не мог произнести с таким трудом заготовленных слов.

Он смотрел на своих родителей, спавших, поддерживая друг друга, в жаре и пыли. Фотография лежала у него в бумажнике. Они велели взять ее с собой. Он сделал этот снимок на ее фотоаппарат во время пикника, который колледж устраивал в пещерах Элефанта[170]. Потом она подарила ему копию. Фотография была черно-белая, и, глядя на нее, Джахангир чувствовал, как его притягивают эти нежные карие глаза, чувствовал, что готов им повиноваться. «Повиноваться моей чаровнице», – с радостью говорил он себе.

Мать взяла за правило обшаривать карманы его брюк и бумажник. Он знал об этих тайных обысках, но ничего не говорил, не желая приумножать ее печаль и царившую в доме горечь.

На следующий день после того, как он получил этот снимок в подарок, мать отыскала его с победоносным видом:

– Зачем это? Зачем тебе надо держать у себя ее фотографию?

– А какое ты имеешь право копаться в моем бумажнике?

– Какое право? Он еще спрашивает, какое право! У родной матери он спрашивает, какое право! Матери не нужны никакие права. Мать судит обо всем из любви к сыну. И делает то, что нужно сыну.

Фотография постоянно упоминалась в последующие дни, и каждый раз материнское красноречие становилось все более впечатляющим и безумно изобретательным:

«Ему мало каждый вечер смотреть на ее намазанное лицо. Надо еще любоваться фотографией.

Людей часто лишают рассудка заговоренными фотографиями. Может, тут замешаны и ее родители – они пытаются захомутать моего сына для своей дочери.

Она знает, что однажды ты поедешь учиться в Америку и там останешься. Навязывая тебе свою фотографию, она хочет, чтобы ты потом ее там содержал. Да, да, все начинается с фотографии.

Постарайся не забыть, как выглядит твоя родная мать, у тебя ведь больше нет времени с ней видеться».

И неизменный ультиматум про восемь часов:

«Запомни: после восьми часов дверь для тебя закрыта».

Но в конце концов мать все же обрадовалась, что у них есть этот снимок:

«В том, что она подарила тебе свою фотографию, хорошо одно. Мы можем показать ее Бхагван-Бабе».