С облегчением они укрылись в пустом зале ожидания. Единственный в зале человек продавал в киоске прохладительные напитки. Они купили три бутылки «Лимки» и уселись на скамейку ждать поезда. Напитки были скорее теплые, чем, как обещала вывеска, ледяные, но все же освежали.
Рядом с киоском располагались туалеты. Из-за двери одного из них слышалась песня текущего крана: крупные капли шлепались на каменный пол в затейливом и тревожном ритме.
– И это притом, что везде нехватка воды. Только послушайте, какое позорное разбазаривание! – сказал отец. Он пил «Лимку» через соломинку, ожидая, когда последний пустой булькающий звук сообщит, что уже ничего не осталось. – Немного досадно. – Он снял темные очки, чтобы посмотреть на фотографию, но почти ничего не сказал. – А мы три часа простояли в очереди.
– Это нормально, – сказала мама. – Бхагван-Баба никогда не говорит, если не задавать ему конкретные вопросы. Джахангир даже рта не раскрыл
– Но ты сказала, что сама объяснишь…
– Я сказала, что начну за тебя. Это не значит, что ты должен демонстрировать отсутствие интереса к собственной проблеме.
– У меня нет проблем. Проблема у тебя, потому что она тебе не нравится.
До этого момента день проходил без споров. Теперь, похоже, жара и пыль сделали свое дело.
– Я никогда не говорила, что
Джахангир вернул в киоск пустые бутылки из-под «Лимки». На потолке зала ожидания висел без всякого движения вентилятор, и Джахангир, встретившись глазами с продавцом, указал на него.
– Проблемы с электричеством, – пояснил тот, – лампочки тоже не горят. Вечером продаю с фонарем, а керосин-то не дешев. Вот и цены на напитки подскочили.
Джахангир безразлично кивнул и снова сел на скамейку.
– Бхагван-Баба сказал немного, но все-таки мне кажется, что он дал ответ. Он сказал, что жизнь – это ловушка, забитая паутиной. Спросите себя, что делает разумный человек, если перед ним ловушка. Пытается ее избежать, держаться подальше. Так что я думаю, Бхагван-Баба хотел сказать, что Джахангиру надо держаться подальше от этой девушки.
Отец был доволен своим толкованием.
– Но если Бхагван-Баба имел это в виду, то почему не сказал прямо? – удивилась мать. – Всякий раз, когда мы к нему обращаемся, он дает нам простые ответы на понятном языке.
– Не знаю. Для поступков Бхагван-Бабы всегда есть причина. Это понятно. По-моему, его слова звучали как предостережение для Джахангира.
– Но Джахангир ничего не говорит. Ты опять молчишь, как и у Бхагван-Бабы. Скажи нам, о чем ты думаешь.
Ему очень хотелось ответить: о той картине, которая и потрясла его, и смутила, когда однажды вечером он пришел домой, переоделся, а потом собрал снятые вещи в кучу, чтобы
Ему только отчасти удалось скрыть грубые нотки раздражения, закравшиеся в его голос:
– Ты все время говоришь: «Девушка, девушка, девушка». Но ты ведь знаешь, что ее зовут Бехроз. Почему не назвать по имени? Думаешь, если произнесешь ее имя, она станет более реальной, чем на самом деле?
Родители смущенно заерзали.
– В последнее время ты с нами совсем не разговариваешь, – сказала мама. – В школе ты таким не был. Помнишь, как ты приходил домой и все мне рассказывал? Немного сливочного масла, которое мы могли себе позволить, я всегда оставляла для тебя, заваривала тебе чай, помогала с домашним заданием. А как ты бегал к доктору Моди каждое воскресенье в десять часов со своими марками?
Те счастливые годы вызвали задумчивую улыбку на ее лице. Она подняла руку, словно хотела погладить его по щеке. Но воспоминания также обострили неурядицы сегодняшнего дня, и ее жест так и остался незавершенным.
– Если ты плохо себя вел, мы никогда не наказывали тебя, как другие родители. А вот старуха Карани из корпуса «В» заставляла своего парня в виде наказания стоять голым на лестнице, чтобы ему было стыдно. Сейчас он блестящий бухгалтер-эксперт с дипломом, но бедняга до сих пор не совсем оправился от той жестокости. А доктор Моди, да упокоится его душа, хлестал слева направо по лицу своего сына Песи. Прямо на площадке во дворе Фирозша-Баг, чтобы все видели.
Мама остановилась, вспомнила, о чем хотела сказать, и продолжила: