– Может, мы беспокоимся, потому что ты так сильно переменился. Раньше тебя волновали наши проблемы, ты переживал не меньше, чем папа или я. А теперь мне кажется, что ты становишься все более эгоистичным. Так что прикажешь думать? Только то, что твоя новая жизнь в колледже, новые друзья и эта девушка – Бехроз – тебя изменили!
– Опять мы начинаем спорить. Не стоит сейчас об этом говорить, – сказал отец. – Мы все слишком устали.
– Но я хочу сказать вам, что думаю, – ответил Джахангир. – Бхагван-Баба говорил о ловушке. Но он еще сказал, что с этим никто ничего не может поделать. Никто – значит ни вы, ни я, ни сам Бхагван-Баба. Тогда в чем смысл предостережения, если сделать все равно ничего нельзя?
– Видишь, что я имею в виду? – спросила мама, с отчаянным видом повернувшись к отцу. – Что я имею в виду, когда говорю, что он переменился? Он слушает все эти лекции по логике и философии, чтобы давать нам умные ответы. Мы с трудом наскребли ему денег на обучение – и вот результат. Не боится даже переиначивать слова Бхагван-Бабы. Не забудь: все твои способности и мечты уехать в Америку никак не реализуются. Эта девица тебя переделает и будет держать здесь. Ты закончишь свои дни, как мы с отцом, в бедности и грязи.
По громкоговорителю объявили электричку до Центрального вокзала Бомбея. Поезд уже подошел, когда мама обнаружила, что они оставили бумажный пакет с апельсинами, которые благословил Бхагван-Баба. Джахангир бросился в зал ожидания, а потом назад в купе, где нашлись свободные места.
– Ешь по одному апельсину следующие три дня, – сказала мама. – Это тебе поможет ясно увидеть свою проблему.
Джахангир не сказал Бехроз о Бхагван-Бабе. Она отвергнет старца как обманщика, причислив к сообществу жуликов и шарлатанов, в которых нет недостатка в Бомбее. К тем, кто продает амулеты и снадобья и чья деятельность процветает среди людей как образованных, так и невежественных. Это приведет к ссоре, а Джахангиру не хотелось оказаться в положении защитника Бхагван-Бабы.
Джахангир пропустил еженедельное занятие хора и пошел в Висячие сады. Он отправился короткой дорогой через холм, как часто ходил с ней. Он раздумывал над словами Бхагван-Бабы. Не то чтобы это имеет хоть какое-нибудь значение – все время уверял он себя. Так, значит, он сказал «ловушка». Подразумевая, что Бехроз меня в нее заманила? Это абсурд. Зачем ей это надо? Уж если на то пошло, это он заманил Бехроз, соблазнив ее своей меланхолической внешностью, грустным и нежным видом, который так ему идет, и своей робостью. Или же Бхагван-Баба имел в виду ловушку в более широком – почти космическом – смысле слова, и тогда он, его родители и Бехроз – все оказались в ловушке и должны научиться как-то жить в ее пределах? Такое толкование, по крайней мере, имело метафизическую притягательность.
Солнце почти село, когда он пришел в Сады. Существовала еще одна возможность: он не мог порвать с Бехроз, даже если бы захотел, потому что такие вещи человеку вообще неподвластны. Какая смехотворная мысль, будто их отношения возникли благодаря некоей высшей силе!
В будние дни в Садах не было никого, кроме
Джахангир гулял, пока не зашло солнце.