Истории Фирозша-Баг

Мама открыла конверт, вынула единственный листочек и начала молча читать; радость, осветившая ее лицо при получении письма, постепенно исчезла. Отец, заметив это, понял, что был прав, он сказал: «Читай вслух, я тоже хочу услышать, что наш сын пишет на этот раз», и мама прочла: «Мои дорогие мама и папа, прошедшая зима была ужасна, весь февраль и март у нас были рекордно низкие температуры, и первый официальный день весны был холоднее, чем первый официальный день зимы, но сейчас становится теплее. Похоже, лето будет хорошее и теплое. Вы спрашивали про мою новую квартиру. Она маленькая, но совсем не плохая. Это просто короткое сообщение, чтобы вы знали, что я в порядке, и не беспокоились. Надеюсь, дома все оˊкей».

После того как мама положила письмо обратно в конверт, отец сказал, что все в жизни сына сокрыто молчанием и тайной: «Я до сих пор не понимаю, зачем он в прошлом году потрудился к нам приехать, если ему нечего было сказать; каждое его письмо – это короткое сообщение, чтобы мы не беспокоились. А о чем, по его мнению, нам беспокоиться? О его здоровье? В той стране все едят хорошо: и работающие, и безработные. Ему надо бы беспокоиться о нас при здешнем черном рынке и карточках, он что, уже забыл, как каждую неделю ходил в магазин отоваривать карточки и стоять в очереди, и что это за описание квартиры: совсем не плохая? А если мне понадобится метеорологическая сводка о канадской погоде, то я могу поехать вместе с Нариманом Хансотией из корпуса "А" в Мемориальную библиотеку имени Кавасджи Фрамджи: там есть газеты со всего мира».

Сегодня жарко. Две женщины загорают на травке неухоженной лужайки на краю парковки. Мне их хорошо видно из кухни. Они в бикини, и мне хочется рассмотреть их поближе. Но бинокля у меня нет. И машины тоже нет, чтобы выйти ленивой походкой и притвориться, что копаюсь под капотом. Обе женщины соблазнительно-сияющие. Время от времени они втирают в кожу лосьон: на живот, внутреннюю сторону бедер, плечи. Потом одна просит вторую развязать верх купальника и втереть немного под ним. Ложится на живот с развязанным верхом. Я жду. Молюсь, чтобы, когда придет время перевернуться, жара и солнечное марево заставили ее забыть, что купальник развязан.

Но солнце не такое жаркое, чтобы совершить для меня это чудо. Им пора идти в дом, и женщина переворачивается, умело придерживая чашечки, а затем вновь завязывает верх. Обе поднимаются, берут полотенца, лосьоны, журналы и возвращаются в здание.

Мне выпадает возможность увидеть их ближе. Мчусь вниз по лестнице в холл. Старик здоровается и спрашивает:

– Снова вниз?

– За почтой, – бормочу я.

– Сегодня суббота, – хихикает он. Почему-то ему это кажется очень смешным. Слежу за дверью, выходящей на парковку.

Через стекло вижу, что они подходят. Спешу к лифту и жду. Замечаю, что после яркого солнца их глаза с трудом привыкают к сумраку холла. И они уже не кажутся мне такими привлекательными, как из окна кухни.

Приезжает лифт, и я придерживаю дверь, приглашая их войти, как мне думается, галантным жестом. В флуоресцентном свете вижу морщинистую кожу, стареющие руки, провисшие зады, варикозные вены. Закончилась блестящая шутка, которую сыграли со мной солнце, лосьон и расстояние.