Истории Фирозша-Баг

С грустью записывая все это, мама не верила, что сын до сих пор носит судру и кушти, и она удивилась бы, узнав, что он помнит молитвы. Когда она спросила сына, не надо ли прислать новые судры, он сказал: не беспокойся – Зороастрийское общество в Онтарио импортирует их из Бомбея для своих членов, и это было очень похоже на выдумку, но она оставила все в руках Господа, ибо что можно сделать, живя в десяти тысячах миль оттуда, только писать письма и надеяться на лучшее.

Потом она запечатала письмо, а адрес, как всегда, написал отец, потому что у него почерк гораздо аккуратнее, это важно, ведь она не хотела, чтобы канадский почтальон ошибся. Она сама отнесла письмо на почту: нельзя было никому доверять с тех пор, как на отправку корреспонденции поднялись цены, потому что люди просто отрывали марки для собственного использования, а письмо выбрасывали; единственный надежный способ – передать письмо сотруднику почты и заставить его погасить марки у вас на глазах.

На парковке Берта, наш суперинтендант, кричит на своего сына. Он возится с микроавтобусом. Это происходит каждое воскресенье, если погода хорошая. Наверное, все дело в микроавтобусе: Берте он не нравится, потому что я наблюдал мать и сына в других, более дружелюбных ситуациях.

Берта – крупная скуластая женщина из Югославии. О ее национальности мне поведала ПЖ. Берта говорит на весьма грубом рубленом английском. Я слышал, как в холле она выговаривала жильцам за поздно внесенную квартплату и невычищенные ворсовые фильтры в сушилках. Говорит она поразительно – слова падают, как валуны и булыжники, и невозможно предугадать, где и как случится очередной камнепад. Но ее славянские вопли, адресованные сыну, – другое дело. В этом случае слова летят быстро и неуклонно, как высокоточные снаряды, которые всегда бьют в цель. В конце концов сын с отвращением захлопывает капот, вытирает тряпкой руки и идет с мамой Бертой в дом.

Муж Берты работает на фабрике. Но каждый месяц теряет несколько рабочих дней, когда попадает под власть алкоголя. Берта зовет его алкашом – это слово часто используется в такие дни в ее славянских тирадах. Только его я и могу разобрать, когда оно грузно вываливается из ее летящих плотным строем югославских фраз. Муж сидит в холле, покачиваясь и принимая от жены словесную порку. Мешки под покрасневшими глазами, обвислые усы, небритый подбородок и грязные волосы совершенно беззащитны перед ядовитыми колкостями (яд действует одинаково во всех языках), исторгаемыми из глубины мощной арбузоподобной груди Берты. Никто не может заставить ее смутиться или вспомнить о своем положении и замолчать.

Никто, кроме старика, который только что появился.

– Доброе утро, – говорит он.

И Берта поворачивается, перестает орать, улыбается. Ее муж встает и устанавливает кресло старика в удобном месте. В холле будет тихо, пока там сидит старик.

Все безнадежно. Мой первый урок плавания. Я испугался воды. Интересно, когда это случилось, ведь я любил плескаться в волнах в Чаупатти. А тут всего лишь бассейн. Откуда взялся этот ужас? Попытаюсь вспомнить.

Имея на вооружении «Короля серфинга», вхожу в школу и иду к бассейну. К доске объявлений прикреплен листок с инструкциями для новичков. Все должны принять душ, после чего в восемь часов собраться у неглубокого конца бассейна. Когда я захожу в душевую, оттуда выходят трое молодых ребят, наверное, из предыдущей группы. Один из них зажимает себе нос, второй начинает негромко напевать: «Чурки все воняют карри». Третий, обращаясь к первым двум, говорит: «Скоро вся вода будет со вкусом карри». Все трое уходят.

Наша группа смешанная, но роскошной женщины из моих фантазий в ней нет. Приходится довольствоваться другой – в сплошном розовом купальнике, с каштановыми волосами и несколько выпирающим животом. С виду ей лет тридцать пять. Ничего особенного.