Истории молодого математика

Уровень наших пианисток был различен, но Габи выделялась из всех своим исполнительским дарованием. Ее игра захватывала внимание и не отпускала, а это очень ценное качество исполнителя. Помню, в Политехе она играла Первое скерцо и двадцать четвертый этюд Шопена, играла замечательно. С тех пор мы так и называем: Габино скерцо, Габин этюд.

Наши девушки-консерваторцы жили в общежитии в Автово. Там в каждой комнате было пианино в довольно хорошем состоянии. Однажды они пригласили нас к себе в гости. И мы – я, Мазья и Гриша – пришли в общежитие. Вот здесь и состоялось, можно сказать, первое публичное исполнение оперы. В начале игры я сильно робел, но потом разошелся, играл и пел на полную катушку. Стон от смеха стоял на всю комнату, пришли еще и другие консерваторцы, пришлось повторять отдельные номера. В общем успех был полный, Бизе лопнул бы от зависти.

Через полгода занятий в консерватории состоялся отчетный концерт. Я должен был играть Патетическую сонату. Готовился я к этому событию под тщательным руководством Мазьи. Мы ставили на проигрыватель запись Рихтера, слушали отдельные фрагменты сонаты, потом я пытался воплотить услышанное на пианино, а Мазья давал оценку, естественно, моему исполнению. Сказать, что это исполнение было далеко от идеала, значит не сказать ничего. Но в целом соната уже была похожа на настоящую.

Концерт состоялся в учебном классе консерватории, народу было довольно много: консерваторцы, и наши политехники. Ну и, конечно, среди публики Мазья.

Играл я средненько, но, главное, без ошибок, никуда не залетел, ни одной лишней ноты не захватил. Когда я взял заключительный аккорд, раздался громкий возглас «браво!» Это крикнул Мазья и зааплодировал.

Майский. В Риге в консерватории с Габи учился Валерий Майский[60]. Это был очень талантливый музыкальный парень, да и вся его семья состояла из музыкантов: сам он скрипач, пианист, органист и теоретик, его брат Миша – нынче выдающийся виолончелист, сестра – пианистка. Валера Майский должен был перевестись в это же время в Ленинградскую консерваторию. О нем нам много рассказывали и мы с интересом ждали его появления. Познакомившись с Майским, мы немного разочаровались: в нем была какая-то провинциальность, он не сразу вписался в наш стиль и юмор. Но притирка произошла быстро, и мы крепко подружились. Оперу он воспринял с интересом. Не придавая ей серьезного значения, оценил ее юмор и она ему понравилась. Он взял у меня клавир и тщательно его отредактировал, исправив кучу ошибок. Возможно он почувствовал мою музыкальную душу, уловил мои пристрастия, потому что попросил у меня клавир на время. Я знаю, что он его показывал кому-то на кафедре композиции, хотел понять, стоит ли мне заняться всерьез этим делом. Опять же я знаю, что ему сказали: не стоит. Впрочем, я это понимал раньше и без Майского.

Валерий Майский незадолго до эмиграции

Майский был человеком дела и знал толк в музыке. Он сразу организовал в консерватории БАХОВСКОЕ ОБЩЕСТВО. Что же это было за общество? Валерка задался целью сыграть и прослушать все произведения Баха: инструментальные, органные, хоровые. В то время значительная часть творчества Баха еще не была широко известна даже музыкантам. Хоровые его вещи (страсти, кантаты) не исполнялись, записей не было. Общество собиралось раз в неделю и студенты играли на фортепиано произведения Баха, которые должны были подготовить к этому дню. Мы с Мазьей часто ходили на эти сборища, а в один из вечеров я играл Прелюдию и фугу из второго тома ХТК[61] в числе других. После моего выступления Майский сказал: «А я и не знал, что у Баха были педали». Это к тому, что я все пилил на правой педали.

Какой-то Новый Год мы встречали в консерваторском общежитии. Штутин громко объявлял всех приходящих гостей. Когда появился Майский с девушкой, которую Штутин не знал, он торжественно объявил: «Майский с девушкой Майского!»

При мне Майский часто напевал музыку из оперы, практически он знал ее наизусть.